Война оставила свои раны не только в сердцах тех, кто ее прошел, тех, кто выжил. А и в сердцах подрастающего поколения, тех, кто все видел, но ничего не мог изменить, тех, кто в одночасье стал взрослым, и в свои 10 лет видел более, чем мы ныне живущие за всю жизнь.
Владимир Григорьевич Голуб родом из Келеберды. Когда началось форсирование Днепра, ему было всего 11 лет, однако то, что он увидел, будучи маленьким мальчуганом, осталось в его памяти навсегда. Тайком от близких мальчик убегал из дома и прятался в камышах, чтобы наблюдать за боем на Днепре. В канун годовщины той страшной битвы, Владимир Григорьевич поделился с нами своими воспоминаниями:
– Плацдарм 18 км южнее Кременчуга – так назывался участок форсирования Днепра на территории современного Комсомольска. Из официальных источников известно, что здесь погибло 32 тыс.чел.! А это 3 полнокровные дивизии…
А началось все на рассвете 29 сентября 1943 года. На территорию Келеберды стали подтягиваться наши силы. В основном сюда шли солдаты «сибиряки» – 18-19 лет. Молоденькие такие мальчики, они шли, а винтовка им до пяток доставала! Люди выносили им что могли – и яйца, и мясо… А они проходили и просили: «Дайте сухарик». Хватали протянутое и бежали к Днепру. И сразу в районе будущего Комсомольска первой переправилась группа из 252 стрелковой дивизии – 7 чел. во главе с лейтенантом Демановым, которому посмертно присуждено звание Героя Советского Союза. Они переправились на лодке на ту сторону Днепра, а там такой большой остров есть, который начинается в районе Келеберды и заканчиваются уже возле Комсомольска. Именно туда они и переправились, даже смогли немного выбить немцев, и продержались до ночи. А ночью 30 сентября уже началось массовое форсирование Днепра.
Но понятие ночи было относительным… Немцы вешали на парашютах осветительные приборы. Так что видно было, как днем. Ну и мы, мальчишки, наблюдали за происходящим. Я жил возле Днепра, от туда и наблюдал за битвой, прятался в камнях, камышах… Конечно, если солдаты нас замечали, то выгоняли от туда: «вам что нечего делать, тут же стреляют!». Много наших мальчишек тогда подорвалось на гранатах, на минах… Были и такие, что без рук оставались.
Видели мы, как наши солдаты переправлялись на подручных средствах. В основном это были, конечно, рыбацкие лодки. Хорошо, что в Келеберде издавна развито рыбное хозяйство и лодок было очень много. Но не смотря на то, что хватало плавсредств, из 10 лодок до противоположного берега в лучшем случае добиралось 5-6…
Вода в Днепре тогда кипела от снарядных взрывов! С той стороны немцам было очень хорошо видно все, что творится на Днепре. И наши лодки прямым попаданием вражеского снаряда уносило на дно… И так было всю ночь. Переправлялось на тот берег по 100–150 чел., бывало, что даже 200 чел.
И с каждым рассветом наши солдаты вновь кидались в воду. А немцы, которые уже пристрелялись, оборонялись с того берега. И так продолжалось целый месяц, даже немного дольше, аж пока наши войска до русла старого Днепра добрались. А тогда уже, когда наши переправились возле Волошино и в Кременчуге, немцы испугались, что их окружат, и стали отступать. И тут появились слухи про то, что в наших местах была ложная переправа. Но это не так! На Днепре было 24 переправы, и все они достались большой кровью! Более 860 тис. чел. погибло на этих переправах! И вот тогда, когда уже немцы отступили, мы школой, человек так до 50-ти, ездили на тот берег хоронить наших солдат.
Но понятия захоронения тогда было относительным. Мы выкапывали яму по глубине такую, чтобы потом можно было самому вылезти. Ложили в такие ямы по 4-5 чел. и присыпали землей, всего сантиметров 15-20 над телами. У нас были большие рюкзаки, в которые мы складывали документы погибших. Я в день до 40 человек закапывал. А чтобы нам на тот берег выйти нужно было ставать на тела… Возвращались мы домой только вечером. А трупы уже разлагались, и запах стоял на берегу соответствующий… И так мы ездили аж до глубокой осени, пока лед не пошел. Когда на лодках уже нельзя было ездить, тогда уже только старшие начали заниматься захоронениями. Они переходили лед с саночками, с землей выкапывали те тела, которые попримерзали, вырубывали трупы изо льда. А потом отвозили их в Келеберду. У нас есть там братская могила где-то на 300 чел. захоронение. Вот туда штабелями и складывали погибших.
А немцы своих погибших солдат забирали. И только в одном месте мы нашли двух наших погибших солдат в окружение мертвых немцев. Было видно, что наши ребята сошлись в рукопашном бою с противниками. В глубине одного из островов лежал один наш солдат, а вокруг него 2-3 немца. Поодаль лежал еще один наш солдат, а рядом тоже 2-3 врага. Немцы ведь в рукопашном бою слабо бились, они боялись штыковой атаки.
Наших солдат во время переправы больше погибло. Они ведь шли в бой с одним стрелковым оружием в руках. У некоторых правда было противотанковое ружье, пуля из такого оружия могла пробить бортовую броню танка, повредить гусеницу, но конечно лобовую броню пробить не могло и это ружье. У наших солдат даже автоматов было мало, в основном карабины. Это безотказное оружие, но ведь оно медленно стреляет, и каждый раз после выстрела его нужно перезаряжать. А у немцев была выгодная позиция. Да и техника была сразу на стороне противника. Они успели укрепить даже острова, на них стояли «тигры» и другие танки. Их войска были хорошо вооружены. И лишь потом, когда наши солдаты смогли перебраться, на тот берег стали на понтонах переправлять наши танки. Вот тут, в районе Комсомольска переправляли их. А сразу шли только «сорокопяточки» на плотах или на «дубах» – больших лодках, около 11 м. в длину. «Дубы» ставили, клали на них перемычки, и так переправляли технику.
И чтобы выбраться на берег наши солдаты ставали на уже погибших и бежали в бой по их телам. Ведь на площади от Редут до Келеберды погибло 32 тыс.чел.! И это только те, что официально зарегистрированы. А ведь был еще полевой военкомат – туда забирали тех, кто во время войны достиг нужного возраста и мог идти воевать. Этих ребят не успевали даже переодеть в военную одежду.
Вода от крови в Днепре не краснела. Но конечно большая часть погибших пошла на дно и их тела были унесены течением реки. Очень много наших солдат погибло, потому что не умели плавать. Ну, представьте себе, что в лодку попал снаряд. Тот, кто в ней был ранен или просто не умел плавать – сразу шли на дно.
Но наших солдат здесь было больше. Как больше и потерь. Ведь наступающая сторона всегда несет больше потерь. Но нашей армии очень помогали местные жители, кто, чем мог. Рыбаки, например, помогали переправляться на тот берег. Молодые парни, которые уже могли в армию идти, но которых еще не забрал полевой военкомат, помогали – на ту сторону сами ездили. И мой двоюродный брат на своей лодке так помогал нашим солдатам переправляться.
Я считаю, что тогда нашим войскам помог победить дух патриотизма. Ведь наши солдаты шли в бой не ради славы, а ради жизни на Земле.
Нелегко сложилась жизнь Владимира Григорьевича после войны. Он закончил школу, затем ремесленное училище. Стал столяром-краснодеревщиком, а это резьба по дереву, инкрустация, изготовление мебели. Занимается любимым делом он и по сей день. А тогда, после учебы молодой человек пошел в армию. В Свердловске закончил школу диверсантов. А затем в Западной Украине стал инвалидом Советской армии…
В 1953 году В.Г. Голуб работал в разведке и попал в руки солдат УПА.
– Наши перехватывали курьеров, которые шли с Запада через границу на Западную Украину, – рассказывает Владимир Григорьевич. – А вместо них дальше шли мы. Мы брали те сведения, которые они должны были передать, драгоценности, уже знали, куда нужно идти. Но… У нас два захода были удачными. А третий оказался провальным. В районе Ворохты нас арестовали. Вышло так, что заместитель командира УПА спустился вниз с гор, и его арестовала наша милиция. Подозрение о его аресте сразу пало на новеньких – на нас. За нами установили слежку. Нам пришлось подставить другого парня, который также отлучался из лагеря – ходил к девушке. И тогда я увидел многое… Я знал, что они умеют бить, но чтобы так издеваться, как над ним – это просто страшно… Он доказывал, что ходил к девушке, что никого не выдавал… Но его никто не слушал. Его привязали к дереву, раздели и стали выдавливать яички… У него пошла пена изо рта… И тогда не выдержала моя радистка. Она выхватила пистолет у стоящего рядом. А в стрельбе у нее был просто талант! Она ночью на вспышку выбивала десятку! Могла стрелять, смотря через спину в зеркало, и так же выбивала десятку. Вот она и застрелила тех, кто издевался над парнем, а потом и выстрелила себе в голову. А я не успел… И попал на допросы.
Потом через время я узнал, что перед такими заданиями нас кодировали. Уже здесь в Комсомольске у меня сильно заболел зуб, и когда я пришел в больницу, то не смог
назвать ни своего имени, ни фамилии, я просто их не помнил! Зато тогда, в 1953 году я не выдал ничего, ведь был закодирован болью. При использовании болевых приемов никто из нас не мог ничего сказать, даже если и хотел, просто потому, что в эти моменты мы ничего не помнили. Тогда за молчание меня привязывали за связанные за спиной руки, суставы и кости просто трещали, боль страшная! Но если я терял сознание, меня обливали водой, приводили в себя и все продолжалось вновь.
Меня проткнули насквозь до земли штыком и бросили. Спасли меня случайно, мимо проходил старшина, который еще с Отечественной войны прошел фронт и знал, что делать в такой ситуации. Он вытянул винтовку со штыком, а если бы вытянул сам штык, я просто на месте умер бы от потери крови. Пришел я в себя во Львове. У нас в госпитале работал хирург Амосов, тот самый, знаменитый ныне Амосов. Он-то меня и выходил, собрал буквально по частям. Сейчас у меня нет 7-ми ребер, пробито легкое, были травмы головы.
Но тогда, я стал на ноги, и начитавшись патриотических книг, решил, что могу вернуться в строй. Я поехал в Москву, начал тренировки в отряде «Альфа». А через пол года из всего отряда отобрали 12 украинцев и 6 чеченцев в личную охрану маршала Жукова.
Я проработал с ним почти год, пока его не сняли с должности Министра обороны. А потом нас разогнали по всему Советскому Союзу без права возвращения на Родину. Ведь мы слишком много знали. И в 1964 году я поехал на Урал. Там я работал в школе.
И там была первая школа в СССР, названая в честь Жукова, открыли мы там и его музей. Маршал даже обещал приехать туда в гости, но из-за здоровья у него это не получилось сделать. Зато я возил к нему в гости своих учеников.
А по прошествии 10 лет Владимир Григорьевич получил право вернуться на Родину. Правда жена, с которой В.Г. Голуб познакомился и оформил отношения уже на Урале, решила остаться в родных краях. А вот двое сыновей, которыми к тому моменту обзавелся ветеран, решили ехать с отцом в Украину. В 1974 году Владимир Григорьевич вернулся в Комсомольск. Сначала работал в СШ№2, затем в училище №15, а в 1979 году перешел на работу на ГОК. Работал слесарем.
У Владимира Григорьевича двое сыновей, трое внуков (два мальчика и девочка), а также подрастают правнук и правнучка.
Во истину самые необыкновенные люди живут рядом с нами и мы так мало знаем о них.
Владимир Иванович Климов
Vladimir Ivanovich Klimov
( 04.04.1922 года [Ртищев, Саратовская область]- 24.05.1980 года )
Россия (russia)
Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда” Владимиру Ивановичу Климову присвоено 20 декабря 1943 года за отвагу и мужество, проявленные при форсировании Днепра, захвате и удержании плацдарма на западном берегу реки.
Владимир Иванович Климов, рядовой, катерист 6-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона. Родился 4 апреля 1922 года в г. Ртищеве Саратовской области. Русский. Окончил семилетнюю школу, работал на железной дороге.
В июне 1941 года был призван в Красную Армию и до победы над Германией в Великой Отечественной войне сражался на Юго-Западном, Сталинградском, Донском, Воронежском, Степном и 2-м Украинском фронтах. Принимал участие в оборонительных боях под Киевом, Харьковом, в Сталинградской и Курской битвах, освобождении Украины, Польши, Венгрии и Чехословакии. За боевые отличия награжден двумя медалями “За боевые заслуги” (1942, 1955), медалями “3а оборону Киева”, “За оборону Сталинграда” и двумя другими медалями.
Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда” Владимиру Ивановичу Климову присвоено 20 декабря 1943 года за отвагу и мужество, проявленные при форсировании Днепра, захвате и удержании плацдарма на западном берегу реки.
В 1946 году В. И. Климов был демобилизован из Советской Армии. Старшина запаса, жил и работал шофером в г. Абай в Казахстане. Умер 24 мая 1980 года.
В сентябре 1943 года к днепровским переправам в районе Кременчуга хлынули немецкие дивизии, разбитые войсками Степного фронта под Полтавой и Белгородом, Харьковом и Красноградом. Любой ценой враг стремился удержать кременчугекий плацдарм. Бои по его ликвидаций грозили принять затяжной характер. Однако героизм советских воинов, их высокое воинское мастерство, стремительный натиск сорвали планы фашистского командования. 29 сентября Кременчуг – “город-мост”,-как называли его гитлеровцы,-был освобожден.
Вместе с передовыми отрядами 37-й армии юго-восточнее Кременчуга вышел к Днепру понтонно-мостовой батальон, в котором служил Климов. Батальону было приказано обеспечить переправу артиллерии и танков в районе Дериевки.
В короткий срок понтонеры собрали паромы, устроили причалы. Первый паром с танком Т-34 повел своим катером Климов. Рейс обошелся благополучно. Это было 28 сентября. В течение последующих трех недель Климов непрерывно переправлял на плацдарм за Днепром боевую технику 37-й армии. Отважный катерист не спал по 3-4 суток подряд и прекращал работу только тогда, когда силы окончательно покидали его. После короткого отдыха Климов вновь возвращался в строй и под непрерывным обстрелом и систематическими ударами авиации противника днем и ночью продолжал свою трудную и опасную работу.
8 октября паром Климова, стоявший на глубоком месте у причала и загруженный орудиями, тягачами и боеприпасами, подвергся особенно ожесточенному артиллерийскому обстрелу из района Куцеволовки. Все находившиеся на пароме бойцы-артиллеристы сошли на берег и укрылись в окопах. Осколками снаряда был сильно поврежден понтон, и паром с большим креном стал погружаться в воду.
В этот момент Климов проявил исключительную смелость и находчивость. Несмотря на ураганный огонь противника, он отвел паром на мель и тем самым спас боевую технику от затопления. До окончания огневого налета Климов поддерживал паром своим катером, одновременно борясь с водой, хлынувшей внутрь судна через многочисленные пробоины в левом борту.
Трижды получал повреждения катер Климова от осколков снарядов и мин, а также от вражеских пуль. Климов не терял самообладания, каждый раз доставлял по назначению боевую технику и только после этого ремонтировал судно.
За три недели Климов сделал на своем катере более 300 рейсов через Днепр и перебросил на плацдарм десятки танков, орудий, автомашин, сотни тонн боеприпасов.
Была такая Сара Глейх. Она была расстреляна в Кременчуге. Вылезла из-под трупов с пулей в легких, голая, вся в фекалиях, крови, синяя. Доползла до ближайшего дома и решила: пусть будет, что будет, расстрелять уже расстреляли. Из дома вышли люди, обмыли ее теплой водой, перевязали, одели в какие-то лохмотья, дали кусок хлеба и сказали: уходи отсюда, потому что кто-нибудь тебя все равно выдаст. Иди за выстрелами, за красными. И она с пулей в легких перешла линию фронта…
Так вот, сейчас, в связи с расселением дома, ее хотели переселить из Москвы в область, ближе квартиру не давали. Мы пошли к врачу, и он сделал фотографию ее легких, а я написал Юрию Лужкову: “Уважаемый Юрий Михайлович, так как часть Ваших чиновников глухая, часть слепая, а Вам читать такую кучу материалов нет физической возможности, посылаю вам две фотографии немецкой пули в легких у Сары Глейх. Дайте ей квартиру!” Через неделю получаю ответ: выделена квартира в новом доме на третьем этаже напротив Поклонной горы.