В составе нашей семьи в период с 1904 года до 1910 года проживала сестра мамы — Клавдия.
Имели возможность содержать родители и домработниц, называемых тогда прислугами. Долгое время у нас жили: сначала Федора, которую мама впоследствии сосватала и выдала замуж; затем жила весёлая всегда и «сердобольная» к своим кавалерам Груня, которую я называл «Маты-Божа». Взаимоотношения как мамы, так и всех домашних с нашими прислугами были простыми, демократичными.
Сестра моя — Надежда — училась в Кременчугской Мариинской женской гимназии, называемой казенной. Я был всегда уверен, что в этом учебном заведении, несколько изолированном от демократических веяний, даже привилегированном, учебная и воспитательная стороны были на высоком уровне.
Надя училась хорошо, старательно, и в этом отношении я не был похож на сестру: ленив и, пожалуй, мало способен к наукам математическим. В период моего обучения в Реальном училище у нас с Надей было как-то больше общего и связывающего в образовательном и воспитательном отношении. С тех же пор, как я волею судьбы продолжал образование в железнодорожных учебных заведениях, несколько специфичных и оторванных от городской жизни, а также влияния культурной прослойки тогдашнего общества, наши интересы были несколько изолированы. Мне кажется, что это наложило отпечаток на многи годы нашей дальнейшей жизни. В нашей семье Надя находилась в более выгодном положении, чем я, довольно неспокойный, шаловливый и слабо успевающий в науках. Надя никогда не подвергалась физическим наказаниям. Мне же влетало довольно часто от мамы и редко (но метко) от отца, которого я, надо сказать, очень боялся. Подобной боязни Надя, пожалуй, не испытывала, так как отец явно благоволил к «Мимозе», как он её иногда называл.
Как на частных квартирах, так и в своём доме отец вёл довольно изолированный образ жизни. Продолжал поклоняться «Бахусу», держал семью всегда в напряжении. Были периоды, когда ему мерещились черти. Как-то зимой выгнал нас всех из квартиры во двор и пришлось остаток ночи быть в сарае. Если в 1902 году в виде протеста мама однажды оставила отца и вместе со мной и Надей ездила в Киев в Печерскую лавру (я помню отрывочно наше пребывание в Киеве, обратное возвращение на пароходе по Днепру и момент встречи с нами обрадованного отца), то спустя 7-8 лет мама имела серьезное намерение разорвать семейную жизнь. Знаю, что ездила она в Ейск, была там некоторое время, но тоска о нас, детях, вернула её назад и на это угас порыв, направленный к иной личной жизни… (в Ейске проживал Винидикт Васильевич Кононенко, окончивший Кременчугское техническое ж.д. училище в 1905 году).
У мамы был довольно обширный круг знакомых. В нашем доме (конечно, в отсутствие отца) любила бывать молодежь, среди которой подруги Нади, особенно Дроновы, и мой неизменный Алеша Ильинский, в то время воспитанник Полтавского Петровского Кадетского Корпуса. Очень дружна была мама и любила Марию Евгеньевну Шереметьеву, учительницу начальных школ по профессии, дочь протоиерея, священника 35-го пехотного Брянского полка, квартировавшего в Кременчуге. С братом Марии Евгеньевны, Алексеем (Это — Саша Шереметьев, отец Люси Бородиной) у меня сохранилась дружба на всю мою жизнь.
Мама любила искусство — живопись, музыку, зрелища. Помню, как однажды она принимала горячее участие в одном из городских маскарадов. Девушке (еврейке-соседке) по инициативе и участии мамы был изготовлен костюм «Шантеклер», имевший шумный успех и удостоенный первой премии («Шантеклером» в те годы почему-то называли петуха. Мода была на этих петухов! Маскарадный костюм в этом случае имел вид петуха).
Большими поклонниками мамы были Винидикт Васильевич Кононенко и Алексей Иванович Иванов, бывшие воспитанники Кременчугского технического училища. Бывая в Кременчуге, они обязательно наносили в наш дом визиты.
Источник информации: Кременчуг, Орск, Феодосия и обратно. 1913-1941