Воспоминания Ивана Федоровича Немченко – полковника, командира 769-го Карпатского Краснознаменного горно-артиллерийского полка 242-й Таманской Краснознаменной ордена Кутузова второй степени горно-стрелковой дивизии 3-го Карпатского горно-стрелкового корпуса с сентябрь1945 г. по август 1946 г.
(Отрывок из книги “Записки лейтенанта артиллерии” Немченко И.Ф. – Самара: издательство «Омега», 2007 год)
Осенью 1931 г. мой отец отвел меня и моих товарищей по Кривушанский четырехлетней школе – Ткача Ивана и Поцыбая Алексондра в I-ю фабрично-заводскую семилетку (ФЗС) в г. Кременчуге.
Школа размещалась в двухэтажном кирпичном, специально для этого построенном здании с рельефным фасадом на Пролетарскую улицу, огороженном забором: с Пролетарской улицы – металлической сеткой с кирпичными столбами, а с других сторон – сплошным деревянным. С тыльной стороны здания размещался обширный двор с оборудованной спортивной площадкой.
Хорошо помню, что директором школы был Коваленко Иван Павлович, родом из Градижского района, тогда еще Харьковской области. Иван Павлович преподавал историю в старших классах. Всегда ходил начисто выбритой головой, постоянно носил галстук и, как нам тогда казалось, носил широкие, для его среднего возраста, брюки.
Первое время мы, трое сельских учеников, директора школы не столько уважали, сколько боялись – ведь он мог в любое время исключить нас из школы, как не принадлежащих по месту жительства к школьному району. Об этом он предупредил моего отца, принимая нас в свою школу. Мы, как могли, старались вести себя прилежно.
Каждый день, в любую погоду, будь-то осень, зима или весна, мы пешком отправлялись в школу за пять километров только до города.
После сельской школы для нас здесь, в ФЗС, многое было в диковинку. По каждому предмету на урок в класс приходил новый учитель. Мы сразу отметили, что отношение к нам и требования к нашим знаниям у учителей были разные. Некоторые учителя относились к нам, деревенским ученикам, с явным пренебрежением и иронией. И только некоторые относились к нам, как и ко всем остальным и даже уделяли чуть больше внимания, чем городским ученикам. Таких учителей мы выделяли, полюбили их и старались как на их уроках, так и при выполнении домашних заданий. К сожалению, имена учителей этой школы в моей памяти не сохранились, но по внешности я их помню и сейчас, например, учительницу по математике и физике. Нам было в диковинку то, что дежурные санитарные дружинники из учеников школы каждый день перед входом в свой класс проверяли чистоту рук, ушей и стрижку. Уроки пения и музыки, немецкого языка и физкультуры включались в расписание занятий, как обычные предметы. Школьная столовая также для нас была новинкой, так как до этого мы никогда столовых не видели.
Годы учебы в I-ой ФЗС были самыми тяжелыми годами в жизни, это были годы голодовки 1931-1932 гг. Не легкой была жизнь людей в эти годы на Украине.
Родители всегда старались дать нам что-либо съестное с собой в школу. Несмотря на то, что мы дома завтракали, не успев выйти за хутор, мы принимались все это поедать с таким расчетом, чтобы, доходя да забора I-ой советской больницы, у нас уже не оставалось никакой еды. Больница была на окраине города, поэтому, входя в город, мы не могли жевать, так как, по-нашему – это было неприлично.
Иногда дома мы набирали в карманы семена подсолнуха – семечки или же семена тыквы. Ими мы угощали своих городских одноклассников. Ученик соседнего класса Филька – фамилию его забыл – был самым хулиганистым мальчиком школы. Он жил по дороге в школу напротив кожевенного завода. В школе он никого не слушался – ни учеников дежурных, ни учителей. Но как только мы его угощали семечками, он с детской добротой относился к нам, деревенским ученикам. Он иногда даже встречал нас по дороге в школу у кожевенного завода, чтобы первому и побольше получить от нас семечек.
В школе не разрешалось грызть семечки, и когда технички или дежурные из санитарной дружины находили на полках парт или под партами шелуху от семечек, то всегда ругали нас, считая, что семечки могли появиться только от нас, хотя мы были не единственным источником их появления. Недалеко от школы, на углу одной из улиц, старушки городские продавали небольшими стаканчиками семечки по пять копеек за стаканчик и городские дети всегда могли их купить.
Большинство учеников нашего класса учились прилежно, аккуратно выполняли домашние задания, заучивали наизусть правила и стихи. Из учеников своего класса хорошо помню и даже теперь представляю Таню Минакову, бессменную нашу старосту в пятом, шестом и седьмом классах, Валю Мишко, такую солидную не по-своему возрасту ученицу. И ее однофамильца Костю Мишко с вихром на голове, Зину Труханову, волосы ее всегда были заплетены в две косички с лентами, Варю Морозову из бедной семьи, скромно одетую, но всегда умевшую за себя постоять перед мальчишками, а также Лёню Приходько, с которым потом у меня завязалась хорошая дружба.
Мы, трое деревенских мальчишек, сидели в классе на самой последней парте. Это парта, единственная самая длинная в классе, а может быть и во всей школе. За этой партой можно были сидеть и свободно писать, не мешая друг другу четырем человекам. Остальные парты в школе были на двоих учеников. Создавалось впечатление, что эту длинную парту поставили в нашем классе специально для нас. Но я не обижался. Я был очень рад, что мне, деревенскому юноше, предоставлена возможность учиться в городской школе.
Хорошо помню, как однажды, когда уже было совсем темно, но электрический свет еще не зажигали, я неосторожно под своей партой зажег электрический фонарь и луч света попал прямо в глаза учителю музыки и пения (а он носил очки). Сколько было неприятного шума! Хорошо, что я признался сразу и попросил прощение. И этот случай не дошел до директора школы. За такую «выходку» могли меня просто исключить из школы. А в какую бы меня приняли с такой характеристикой?
Выше я уже упоминал, что это были тяжелые, голодные годы на Украине. Многие люди пухли от голода, умирали повсюду. Наш путь в школу проходил через степь, затем оврагом, где брали глину для местных нужд, затем рядом с городским кладбищем и далее вдоль забора 1-ой советской больницы. Так вот в это время из больницы на телегах, а зимой на санях вывозили человеческие трупы и сваливали в общие ямы на окраине кладбища. Когда яма наполнялась трупами, ее засыпали землей, иногда нам казалось, а может быть и в правду, они шевелились. Это были жуткие картины нашей мирской жизни в год голодовки, уносившей в неизвестность людей, после которых не оставалось ничего – ни имени, ни роду.
Иногда здесь же бродили заброшенные, худые лошади, на некоторых были таблички с лаконичной надписью, например, «Хожу блукаю, СОЗу шукаю, СОЗу не найду, рабочим на колбасу пойду».(«Хожу плутаю, СОЗу (Союз обработчиков земли)ищу, СОЗу не найду, рабочим на колбасу пойду»). СОЗ – это союз обработчиков земли. Когда такая лошадь стояла и уже не могла двигаться, мы старались разыскать тут же и нарвать хотя бы сухой травы и дать ей. Нашему детскому воображению было так жалко животного, брошенного на произвол судьбы.
В школьной столовой для учеников варили толокняный суп. Толокно – это мука из очищенного овса. На большой перемене всех учеников кормили этим супом бесплатно. Всем выдавали по тарелке горячего супа. Хлеба в столовой не было. Некоторые ученики приносили с собой в школу кусочки хлеба, завернутые в бумагу или белую тряпочку. Но это были единицы. Большинство довольствовались только горячим толокняным супом, который утолял жажду еды, взбадривал и согревал, не будь этого, трудно сказать, выдерживали бы мы по четыре-пять часов занятий каждый день.
Кроме классных занятий по установленным предметам в школе все ученики изучали столярное и слесарное дело. Один день в неделю занятия эти проходили в соответствующих мастерских, оборудованных в специальных зданиях недалеко от школы.
В столярной мастерской мастера-учителя учили нас владеть топором, пилой, рубанком, фуганком, шерхебелем и другими столярными инструментами. Мы мастерили деревянные табуретки. Сначала по чертежам каждый изготовлял необходимые детали, и после проверки мастером, собирали табуретку. Какая была радость в глазах каждого после полученной хорошей оценки за выполненную работу.
В слесарной мастерской учеников обучали владению молотком, зубилом, напильником, ножовкой по металлу и другими слесарными инструментами. С помощью таких инструментов мы изготовляли детали к металлическим петлям для оконных рам. Все ученики – юноши и девушки – с большей охотой и прилежанием относились к занятиям в мастерских, старались хорошо выполнить задание, несмотря на то, что после занятий в мастерских руки многих учеников были в ссадинах, мелких царапинах.
Однажды зимой в пятом классе у нас троих возникло какое-то недоразумение с одним из учителей школы. Мы решили на следующий день не пойти в школу. Но как быть? Дома оставаться не могло быть и речи, родители нам не разрешали без уважительной причины пропускать занятия. И вот мы, сговорившись, решили вместо школы прямо с самого утра пойти в городскую баню, расположенную недалеко от набережной Днепра.
Купив билеты в общее отделение, куда детский билет стоил всего пять копеек, мы отведенное время для занятий в школе, провели в бане. Домой возвратились своевременно, как из школы. День был на исходе, керосиновых ламп в домах еще не зажигали, хотя уже было темновато, никто из родителей и не заметил, что мы пришли чисто вымытыми. Это, до некоторой степени, нас окрылило – мы и на второй день вместо школы пошли в баню. Так продолжалось несколько дней. Деньгами на билеты в баню нас снабжал Ткач Иван. Его старшие братья работали, как и отец, на различных работах в городе и не скупились на то, чтобы давать своему младшему брату по несколько гривенников на мелкие расходы.
Вскоре мои родители заметили, что я прихожу из школы уж больно чистым, как выразилась моя мама. Первоначально я сказал, что всех учеников нашего класса сегодня водили в культпоход в баню. Сперва мне поверили. Но так как я продолжал приходить из школы «очень чистым», у матери возникло подозрение, что тут что-то не то. Мы тоже подумали, что так дальше ходить в баню вместо школы, может для нас окончиться плачевно. И мы пошли в школу.
В классном журнале против наших фамилий стояли отметки о пропуске занятий подряд несколько дней по неизвестной причине, которые очень аккуратно выставляла староста класса Таня Минакова. В этот же день к концу занятий пришел и мой отец в школу. И вот перед директором школы на столе лежит открытым классный журнал, стою я и мой отец. Директор показывает мне и моему отцу, что в журнале стоят отметки об отсутствии на занятиях в течение нескольких дней меня и моих друзей. Я же настойчиво доказывал, что мы все были на занятиях, что это староста класса по непонятной причине выставила такие отметки в журнале. Так смело я это утверждал потому, что уже был конец занятий в школе, ученики и учителя уже разошлись, и истинное положение дела выяснить сегодня было невозможно. Директор пообещал во всем разобраться на второй день, и мы с отцом ушли из школы домой.
Когда мы шли домой, я не мог видеть выражение на лице у отца, наступали сумерки. В разговоре со мной отец был краток. Чувствовалось, что вместе со мной переживает случившееся. Он сказал мне примерно так:
– Я теперь тебя наказывать не буду и сам в школу больше не пойду. Но если ты не закончишь пятый класс – можешь не возвращаться домой. Иди туда, где был все эти дни, отсутствуя на уроках в школе… Больше он мне никогда ничего не говорил об этом.
На второй день мне пришлось потратить много сил, чтобы убедить моих товарищей пойти к директору школы, чистосердечно признаться во всем и попросить прощения.
Иван Павлович внимательно, чего мы не ожидали, выслушал нас, хорошенько пожурил и простил, предупредив, что при повторении пропусков занятий без уважительных причин он исключит нас из школы и никакие просьбы ни нас, ни наших родителей не заставят изменить его свое решение.
В 1934 году на экране городского кинотеатра «Большевик» демонстрировался кинофильм братьев Васильевых «Чапаев». Нам, юношам, он очень понравился и каждый из нас по несколько раз ходил на его просмотр. Мы все восхищались подвигами и выдержкой Чапаева и всех чапаевцев. А во время психической атаки капелевцев на позиции чапаевцев мы с затаенным дыханием следили за действиями на поле боя. Нам всем нравилось ухарство Петьки, выдержка и завидное хладнокровие Анки-пулеметчицы.
Летом в школьные каникулы мне приходилось работать в колхозе, зарабатывая трудодни. В поле приходилось выполнять различные работы: пасынковать растения табака, срывая его цвет, чтобы все питание из корневища шло на рост листьев, улучшая его качество, заниматься сушкой листьев табака. Весной, кроме того, на телеге, запряженной парой лошадей, вывозить в поле навоз, собирать плоды клубники, заготовлять сено. Осенью – пахать землю плугом, управляя парой лошадей и волами, выполнять другие работы.
Несмотря на усталость во время работы, работа в колхозе мне нравилась, всегда в обществе людей, что придавало силы и энергию, так как всегда был виден результат своей работы. Вместе с Ткачем Иваном выпускали стенную газету. Сами рисовали, собирали и сочиняли заметки. Так как не было больших чистых листов бумаги, то стенную газету приходилось делать на обратной стороне большого куска обоев. Наша газета всегда пользовалась успехом у колхозников нашего хутора.
Во время учебы в шестом классе вместе с учеником нашего класса Леней Приходько мы смастерили детекторный радиоприемник. Для этого нам пришлось приобрести только сам детектор и наушники, остальное сделали своими руками. У себя дома я смастерил и поднял над крышей дома антенну из медной проволоки, которую мне принес с работы отец, сделал заземление. Ночи напролет просиживал с наушниками, стараясь поймать на детектор радиоволны. Иногда удавалось поймать передачу какой-то радиостанции. К сожалению, мы не могли смастерить усилителя, и потому музыку было еле-еле слышно, а слов никак нельзя было разобрать. Но и этим в то время я был доволен.
Сашко Поцыбай не окончил и пятого класса и по весне перестал посещать школу и дальше вовсе не учился. Иван Ткач по своим знаниям пятый класс также не окончил, хотя тянул до конца занятий в школе. Он с большими трудностями при помощи исправления справки, выданной в I-й ФЭС, сумел поступить в шестой класс II-й ФЭС, которую еле-еле окончил на тройки. Он и раньше учился неважно, его родители и братья были неграмотными, помощь ему оказывать было некому, а сам он имел небольшое прилежание к учебе, два года сидел во втором классе, много пропускал занятий, на что родители не реагировали.
Семилетку нашу окончил только один я.
Автор: Иван Федорович Немченко
Материал предоставлен сыном Ивана Фёдоровича – Владимиром Ивановичем Немченко, г.Самара