Автор: Артозей Дмитрий Анатольевич
Воспоминания о старом Кременчуге Антонины Ивановны Рындиной (Ламтевой) (Записано со слов её внучки)
Обожая Кременчуг, его историю и все с ней связанное, втягивая как пылесос любое интересное упоминание, фото, книгу, в общении с другом семьи случайно наткнулся на ответ по поводу неизвестного, но очень старого здания: «Моя бабушка рассказывала, что сюда она в церковно-приходскую школу ходила. Напротив в здании еще пекарня была, и когда у них не получалась выпечка, они её детям в школе раздавали». Речь шла об одноэтажном кирпичном здании между домом «кондитера Силаева» и бывшим Домом офицеров, а ныне ТРК «Европа». (Сейчас это перекресток Квартальной и Октябрьской улиц, до революции перекресток Преображенской и Петровской – иллюстрация 1).
В голове начали складываться кусочки мозаики: на этом месте стояла Спасо-Преображенская церковь – понятно, откуда церковно-приходская школа и, следовательно, в доме кондитера Силаева просто должна была находиться пекарня!
Появилось огромное желание больше пообщаться на тему старого Кременчуга, вспомнить 40-летней давности рассказы бабушки своей внучке о событиях начала и середины прошлого века, донести их современным почитателям родного города, сохранить, дополнить недостающие кусочки исторической мозаики.
Антонина Ивановна Ламтева родилась в 1909 г. Всего в семье родилось 12 детей, но до зрелого возраста дожили пятеро.
Одно время снимали комнату в сохранившемся здании (по карте 1901 г. либо переулок Безымянный, либо Старообрядческий, иллюстрация 2), этаж, мне казалось, первый.
Запомнилось, как отец привез телегу мелких арбузов и ими выложили весь коридор. Арбузы лежали несколько месяцев, пока их не съели. Мясо было не часто, в большинстве своем по праздникам.
Про Городской сад. Был огражден забором, за которым прогуливались дамы в хороших платьях, с зонтиками. Вход был платным и простых людей не пускали.
Испорченный цыганенок. Приютили цыганку на сносях. Родила мальчика. Его обмыли, запеленали. Когда пришел отец младенца, то возмутился. По цыганскому обычаю нужно было в снегу вывалять – выживает сильнейший. Бабушка была маленькой, но еще помнит.
Сенная площадь. На ней часто размещались приезжие циркачи, показывали редких животных. Громко кричали зазывалы. Запомнилось: «Крокодил, крокодил, от головы до хвоста – три метра, от хвоста до головы – пять», т.е. довольно незамысловато-грубоватые.
Потом переехали на Занасыпь (разделения на первый-третий не было), дома заканчивались до дороги, идущей на авторынок. До Днепра – довольно далеко – тянулись песчаные бугры, называли их кучугурами (как определение территории). За дорогой на авторынок (теперешний) – бойня, крепкие мужчины, которые били скот, назывались бойцами. Там же протекала речка Кривая Руда, неширокая, но достаточно глубокая. Бабушка в ней в детстве чуть не утонула (купались в реке в основном дети).
Где-то там был Волин Бугор (ассоциация с ромашками), на котором во время гражданской войны красными были расстреляны белый офицер и медсестра. Девочки (бабушка и ее подружка), спрятавшись, видели, как офицера и медсестру, которые стояли обнявшись, расстреляли. Бабушка рассказывала об этом с дрожью в голосе.
На Днепр ходили летом купаться. Женщины и мужчины отдельно. Дети – с женщинами. Мама заходила в воду в рубахе, закатывая рубаху по мере погружения, сняв, бросала дочери. Вода была чистейшая – стоя в ней по шею, прекрасно можно было видеть дно и пальцы ног.
Дети ходили в церковно-приходскую школу (одноэтажное Г-образное строение возле Дома офицеров). Ходили группами с Занасыпи через туннель, ведущий на улицу Гагарина (до революции Покровская). Зимами было очень холодно, далеко идти. Однажды где-то на ступенях крыльца в городе (район бульвара Пушкина) среди зимы нашли брошенного младенца, завернутого в теплое одеяло.
В школе учителя были разные. Учительницу бабушки звали Варвара Сергеевна (или Семеновна, могу ошибиться). Запомнился специфический поп, учил закону Божьему, за неповиновение наказывал (бил по голове) смычком (но почему смычком – может, указкой?..) Бабушка закончила всего 4 класса. Училась хорошо, особенно давалась ей арифметика. Учителя просили родителей, чтобы дали девочке возможность учиться дальше, но дома нужна была помощница, больше ее в школу не пустили. Пришлось и убирать, и готовить, и хлеб печь, и нянчить младших братишек. Учиться она хотела, было очень обидно бросать школу.
На штанишках младших братьев училась шить. Взрослой могла сшить что угодно, начиная от корсетного нижнего белья, заканчивая верхней одеждой – причем очень красиво, качественно и прочно. Вязала, вышивала. Чудесно готовила. Дома всегда были порядок, чистота и уют.
Не разрешил отец в юности заняться гимнастикой – была у бабушки хорошая гибкость – сказал, что его дочери не будут сверкать голыми ногами. Кстати сказать, человек он был очень хороший: честный, порядочный, любящий, но очень строгий. Во время погромов прятал у себя в подвале еврейских девушек (кажется, двоих).
Гражданская война, голод. Банды, кажется, какие-то «зеленые». Бабушкин отец, Иван Исаевич, находит несколько буханок хлеба (ассоциации с вокзалом), несколько дней ищет хозяина, который их потерял, сильно расстраивается, переживает – дело ведь идет о выживании, потерял еду – потерял жизнь. Ему говорят: отец, у тебя столько детей дома, забирай ты этот хлеб домой и не носись с ним.
Кстати, о хлебе. Большущая буханка хлеба называлась – солдатский хлеб. Мне кажется, чуть не полметра длиной. Взвешивали все не на килограммы, а на фунты.
Мама занималась домом и детьми, работала в лавке только в очень тяжелый период, когда заработка отца не хватало. Лавка находилась (опять же, не совсем уверена) на нынешней улицы Шевченко в квартале между Первомайской и Воровского (до революции на Харчевой между Александровской и Мариинской). Там хозяин лавки называл бабушкину маму – мадам Клава.
Когда приходили домой взрослые гости, устраивали «семейное» пение. У каждой семейной пары была своя коронная любимая песня.
Только одна из всей семьи – бабушкина старшая сестра Анна – закончила гимназию. Еще Анна пела в церковном хоре. Было в городе несколько женских гимназий, и у каждой гимназии – свой цвет форменных платьев. У детей состоятельных родителей и качество ткани для формы было намного лучше, и привозили этих детей на занятия на извозчике или на санях зимой.
При весенних наводнениях Ламтевы уходили к родственникам на Гору (район мясокомбината). Спасающихся родственников было очень много, все многолюдными семьями ютились у тети Наташи. Почти у каждого на Занасыпи была во дворе лодка. В наводнение на них плавали в магазин, старались по возможности не оставлять дома (может, не у всех были родственники на Горе), отсиживались на чердаках и крышах. После того, как вода уходила, обмазывали заново дома. Многие дома на Занасыпи строили на возвышениях, чтобы меньше страдали от паводков.
Люди, которые строили дом, отказывали себе во многом, собирая деньги на стройку. Питались в основном картошкой и селедкой – это было дешево.
Про костел и польские склепы. Было много старых польских и заброшенных склепов.
Марш “Долой стыд”. Пришел поезд, от железнодорожного вокзала шла колонна юношей и девушек без одежды с лентами через плечо. На лентах было написано «Долой стыд». Шествие положительного впечатления на жителей не произвело, вскоре было остановлено милицией. Демонстрантов посадили в их поезд и отправили обратно.
Коровы у Колизея. Если не ошибаюсь, то на месте теперешнего переговорного пункта по Ленина был кинотеатр Колизей. Интересно, что стадо коров гнали через центр города мимо этого кинотеатра. Люди (публика, как тогда говорили) перед сеансом стояли у входа. Телочка, признав свою любимую хозяйку, двинулась прямо к ней через толпу.
Голодный 33-й. Возле бойни, ослабев от голода, на четвереньках ползала женщина, собирая в котелок синие, издающие зловоние внутренности животных.
За продуктами прорывались в Минск. Там бабушка, поехав со знакомыми женщинами, закупила то ли мешок, то ли полмешка продуктов, так ее посадили под арест как спекулянтку и отпустили только тогда, когда проверили, что у нее действительно большая семья и отец работает на железной дороге (я так понимаю, сыграло роль пролетарское происхождение).
В голод пропадали дети. Показывали на старуху, которая якобы воровала детей. Предполагали, что она их убивала и ела. Однажды наша бабушка не могла найти своего 3-х летнего сынишку. Ей помог брат мужа, Михаил, показав на эту старуху. Прибежали к ней в дом – дома мальчика нет, старуха отнекивалась – мол, никого не приводила. Хорошо, что Михаил догадался заглянуть под подушки. Там, свернувшись калачиком, спал ребенок. Возможно, старуха малыша чем-то напоила, что тот не слышал, как его искали. Старуху чуть не прибили.
Бабушкин отец Иван Исаевич был, кажется, делегатом ВУЦИК (написала по памяти, на слух), ездил на собрания (или конференции) в Харьков. Когда в 1941 г. немцы захватили город, его арестовали. Потом отпустили домой, избитого. После этого он болел, в октябре 41-го умер. Немцы проводили облавы, молодежь сгоняли для отправки на работу в Германию. Бабушкина племянница Лариса пряталась в собачьей конуре под крыльцом. Молилась Богу, чтобы не нашли. Ее действительно не нашли, после этого она поверила в Бога, в зрелом возрасте стала очень верующим человеком.
Автор: Артозей Дмитрий Анатольевич
По материалам III региональной научно-практической конференции, посвященной 440 – летию основания города Кременчуга «Кременчугу 440 лет»