Автор: Барух Бавли
Алтер стоял у ворот еврейского кладбища, на окраине города. Он часто приходит сюда, этот, убеленный сединами, старик. Идет пешком, ковыляет через весь город, опираясь на ветхую резную деревянную трость. Вот так и сегодня, в хмурый дождливый осенний день, накануне Рош Ашана, он пришел сюда вновь.
Сколько лет ему, откуда ведет свое начало его род? Кто этот молчаливый, с умным проникновенным взглядом, человек? Кажется, у него нет возраста, кажется, он пришел из веков, кажется, будто сам Элиягу — пророк перед тобой — уравновешенный, мудрый, степенный и загадочный. Глубокие морщины прорезали его лоб, белая окладистая борода украсила его старость.
Сейчас он один, среди покосившихся памятников и надгробий. Воронье кружит, громко каркает черная птица, напоминая о бренности бытия. Моросит дождь, небо затянуто пеленой.
Что шепчет Алтер, с кем говорит? Какое слово слетает с его уст? Молится, верно молится. А, может, просто разговаривает с душами ушедших?
Многих, покоящихся здесь, Алтер знал лично, многие знали его. И, теперь, когда хочет он пообщаться, поговорить с еврейским Кременчугом, — приходит старик сюда, на старое кладбище. И плачет, молится, говорит, и снова плачет и причитает…
Здесь лежит жена Алтера — маленькая и тихая, скромная и кроткая Тойбе. Она, и вправду, была, как голубка, — нежная и заботливая, покладистая, и работящая. Болезнь скосила Тойбеле, смерть не пощадила. Война забрала двух любимых сыновей, в огне Катастрофы погибли родные. Тогда, в сорок первом, вместе с другими евреями, фашисты расстреляли их на Песчаной Горе. Эту боль Тойбе и Алтер пронесли через всю жизнь.
Она покупала конфеты и щедро раздавала детям, еврейским и нееврейским, в память о погибших, ради освящения и поднятия их душ, «ле илуй нешамот». И тихо ворковала: «Майнэ ингелех, майнэ мейделех, зол зайн мир гезунт».
Алтер плакал, слёзы блестели на его глазах. Дождь отстукивал дробь, усиливая ритм. Вечерело, а старик всё не уходил, и, казалось, он вростает в землю, из которой однажды был взят. «…ки афар ата, вэ эль афар ташув».
Славный человек Алтер, интересный, человек-книга. Что ни спросишь — всё знает, всё ведает, на любой вопрос ответит. От случая к случаю мы с ним видимся, общаемся, иногда парой слов перекинемся, а, бывает, подолгу беседуем. Об Алтере в Кременчуге слагают легенды. Знаток Писания, блестяще владеющий ивритом и идиш, яркий представитель настоящего кременчугского еврейства. «Аидише пинтэлэ», как сказала бы моя бабушка, да пребудет душа её в Ган Эдене.
Старик смачно начинает:
— Молодой человек, послушайте сюда. Вы делаете вид, будто что-то знаете. Так я посмею заметить, что вы не знаете ничего. В этом городе всегда была главная улица. Это сейчас она Соборная, а раньше она звалась Екатерининской, а после — Проспект Революции. Но, кому теперь есть дело до революции. И кому теперь нужен Ульянов с Лениным.
В свое время шлейф императрицы оставил след на брусчатке наших улиц. Вы не представляете, что здесь творилось, когда готовились к визиту царицы! Центральную улицу Кременчуга мостили булыжником, дома с соломенной, или камышовой крышей перекрывали дранью. Стены и печные трубы белили мелом, у ворот устанавливали столбы для фонарей.
Зейвела-фонарщика вы, конечно не знали. Но, это так, к слову…
Здесь располагались банки, торговые конторы и заведения, дорогие магазины, и, конечно, рестораны и кафе-шантаны.
Евреи любили эту улицу, а сейчас — где евреи? Улица Соборная — есть, а евреи, я вас спрашиваю — где?
Я, знаете ли, часто пересматриваю старые фотоснимки, на них можно увидеть Кременчуг прошлых лет, образ которого сегодня совсем иной. Передо мной пожелтевшие от времени фотокарточки. Повидавшие виды, порой слишком ветхие и поврежденные неимоверно, они являются немыми свидетелями истории, целой эпохи, запечатленной в одном мгновении, в одном кадре.
Отразившийся момент бытия, рассматриваемый и осмысливаемый теперь далекими потомками. Фотография – целая жизнь. Под пальцами выцветший от времени глянец становится теплее, и кажется, будто прошлое возвращается, сдувая пылинки лет, возвращая из забытья чьи-то судьбы, чьи-то жизни.
Но, вернёмся к истории.
Назначенный новым наместником Екатеринославского наместничества, в Кременчуг в 1780 году прибыл князь Григорий Потемкин. Здесь Потемкин заранее начинает готовиться к приезду Екатерины. В период между 1783 и 1787 годами на берегу Днепра строятся помещения «присутственных мест». Здания «присутственных мест» представляли собой ансамбль, поражавший взгляд.
22 мая 1789, в разгар одной из крупнейших наводнений в городе, Г. Потемкин написал в письме Екатерине II, который «приехав в Кременчуг … нашел его всего в воде … приказал переходить правлением в Новый Екатеринослав», который находился на начальном этапе строительства. Эти слова Потемкина стали неотвратимым приговором.
Императрица издает приказ о переводе органов управления временно в местечко Градижск, и Кременчуг теряет не только свой высокий статус, но и вообще становится на несколько лет заштатным городом.
Административные здания «присутственных мест» передаются под помещение оружейного завода, который организуется в Кременчуге в 1789 году по приказу Потемкина, а каменные башни передаются Черноморскому адмиралтейству под кладовые. Именно в них, уже после смерти князя в 1791 году, еще оставались типография, библиотека и, говорят, даже серебряный сервиз графа. Эти вещи хранились в Кременчуге до 1793 года.
В 1793 cекретарь Потемкина В.С.Попов передал типографию новому наместнику В.В. Коховскому, который, в свою очередь, отдал ее в распоряжение Приказа общественного призрения, а вскоре — губернскому правлению в Екатеринославе. Типография имела французский, греческий и латинский шрифты, пять печатных станков, один из которых печатал карты, картины и грамоты. В 1791 году в Кременчуге вышло первое печатное издание — «Канон» Потемкина.
Судьба библиотеки была более сложной. С 1789 года библиотека находилась в Кременчуге. Кроме книг, собранных ранее и напечатанных в походной типографии Потемкина, она содержала около 1500 книг, купленных у Евгения Булгариса, греческого ученого, философа и религиозного деятеля. Сведения о размерах всей библиотеки Потемкина и сегодня точно не определены, но, говорят, она могла насчитывать от 4000 до 5000 томов. И в ней, рассказывают, были еврейские книги, напечатанные в Варшаве и Остроге.
Еще при жизни Г. Потемкина некоторые «иноязычные» книги были переданы в Николаев, в распоряжение М.Л.Фалеева.
Еще одна часть была отправлена в Елисаветград.
В 1799г. учитель Казанской гимназии Богдан Линкер привез из Екатеринослава в Казань «остатки первоначального собрания» — 18 телег весом 429 пудов. В 1806 году эти книги были переданы в Казанский университет: 3780 книг и 242 рукописей. 12 книг с собственноручными надписями Евгения Булгариса по сей день хранятся в библиотеке Днепропетровского Национального Университета, в том числе несколько на иврите и латыни.
То есть, еще до официального обоснования евреев в Кременчуге, еврейские книги в городе уже присутствовали. Евреев нет, а книги — есть.
Вот такая ценность определенное время хранилась в Кременчуге и находилась, как считают, в стенах Каменной башни.
Административные здания без присмотра очень быстро пришли в упадок, еще в конце ХVIII века их разрушили, осталась единственная башня.
Следующие полвека башня использовалась по различным назначением в ведомстве Российского Черноморского флота.
В первой половине XIX века рядом располагается большая Винная площадь. В середине XIX века на территории Винной площади сооружаются помещения Генерального штаба. Каменная башня стоит и сегодня, только состояние её — плачевное, и дальнейшая ее судьба — неизвестна.
Никому в нашем местечке сегодня нет дела до старинных зданий и исторических памятников. Гевалд!А что вам навевает название «Кременчуг»? Что слышится вам? Ну, ну, проговорите-ка. Четче, вы же не бейгелах жуёте.
Так слушайте же мне.
Еще в 1594 году, посол немецкого императора Рудольфа II Эрих Лясота, — который направлялся к запорожским казакам, в своем дневнике отметил, что на правом берегу Днепра, ниже реки Тясмин, напротив Кременчуга, стоит старая татарская мечеть. О мечети той упоминается и в «Книге Большому чертежу» — составленное в Московии «подробное описанiе карты всей Русии и соседнихъ государствъ» (XVI-XVII вв.): «А нiже Волчiихъ Водъ пала въ Самарь река Быкъ, отъ Волчiихъ Водъ верстъ съ десять. А межъ Волчiихъ Водъ и Быка мечеть татарская каменная, саженъ ее съ двадцать; а лесу съ техъ местъ до Перекопи нетъ. А вверхъ по Быку дорога Муравская. А на леве отъ Волчiихъ Водъ, верхъ реке Тору; а река Торъ пала в Донецъ. А отъ Волчiихъ Водъ и отъ татарской мечети до Конскихъ Водъ верстъ со 100 и больше будетъ».
Как видим, самое северное татарское поселение на Днепре, которое упоминают древние путешественники, было расположено на правом берегу Днепра, напротив современного Кременчуга.
С давних времен Кременчуг известен как торговый город, что объясняется выгодным географическим расположением – стоит он на главной водной артерии Украины – Днепре, на перекрестке старинных торговых путей — Ромодановского и Муравского.
В 1571 году, с целью обороны Левобережного Приднепровья и «воспрепятствия бегству крестьян южнее, на Сечь», на гранитных кряжах левого берега Днепра была заложена крепость. Вначале это был деревянный замок, окруженный земляным валом и частоколом. Интересную запись о Кременчугской крепости оставил академик В. Ф. Зуев:
«…Крепость представляла собою пространство, окруженное невысоким валом и рвом, наполовину засыпанным землей. В крепость вели одни ворота, в прочих же местах ездили прямо через вал. В углу крепости, к Днепру, была другая маленькая крепостца, в которой хранился порох и казна…
За крепостью, расходясь от нее прямыми линиями, шли широкие улицы, одна из которых, по направлению к Днепру, имела мостовую.
Арабские источники описывают крепость так: «Ее называют Яшлавуз-Керман. Это деревянная крепость. О том же, что внутренняя часть крепости — каменная, и о том, что она подчинена гетману-полковнику, а также о событиях, которые произошли в 1067 (1656-57) году, т. е. в тот год, когда хан Мухаммед-Гирей ходил в области поляков и сражался с лагерем сына Ракоци, подробно рассказано под соответствующим годом. Там же имеется и описание крепости. Внутри это каменная крепость. В этот раз, хотя Яшлавуз-Керман и оказалась охваченной жестоким огнем, она продолжала жить и в огне, как саламандра.
Татарские воины подверглись пушечному обстрелу и не смогли подойти вплотную к ней. Однако все четыре ее стороны подвергались обстрелу в течение пяти дней и пяти ночей, и, пока она горела, татары успели взять безграничное и бесконечное количество пленных и имущества из сокровищниц».
О названии города Кременчуг сложилось предание: когда на пути плывших по Днепру казачьих лодок появлялись пороги, впередсмотрящий оповещал: «Креминь!Чув?!».
«Исторические сведенья о Кременчуге глазами современников 1875 года» повествуют следующее: «Можно допустить что Кременчуг есть испорченное название «Керменчик», а Керменчиков весьма много было у татар и даже теперь ещё сохранились названия некоторых, уже опустевших укреплений. Кеппень, в описании древностей южного берега, утверждает, что
Кременчуг, при Днепре, получил название от слова Кременчик. Калмыки и поныне именуют г. Черкассы — Кермень. «Керь» – значит возвышенность или бугор. У Карамзина (т. VIII) нередко встречается слово Кременчик вместо Керменчик».Топонимик О. Стрижак считает, что оно происходит от слова «кечмен» — «крепость».
Версия о тюркском происхождении названия города – более веская.
Доподлинно неизвестно, когда появился в этих краях первый еврей, но, наверняка, из Хазарии, и из других мест, проникали сюда евреи, задолго до того, как Екатерина своим указом позволила нам селиться здесь.
К ранним годам царствования Петра I, в связи с его манифестом (1702), призывающим в Российскую империю искусных иностранцев, относится, между прочим, его нелестное высказывание о евреях: «Я хочу видеть у себя лучше народов магометанской и языческой веры, нежели жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются, и как ближних ко мне ни подкупают».
Но, вопреки такому утверждению Петра, при общей благожелательности ко всяким иностранцам, была широко открыта деятельность и для евреев. В ближайшем доверенном окружении императора были: вице-канцлер барон Петр Шафиров, его двоюродные племянники Абрам Веселовский, весьма приближенный к Петру, и Исаак Веселовский; Антон Девьер, первый генерал-полицеймейстер Петербурга; Вивьер, начальник тайного розыска. В письме к А. Веселовскому Петр сообщал: «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью».
Елизавета враждебно относилась к евреям и, поначалу, всячески пыталась ущемлять их. Встретив многочисленное сопротивление и у евреев, и у помещиков, и в государственном аппарате, антиеврейские указы Императрицы не были полностью исполнены. На видных постах служили евреи. Был возвращен к государственным делам и «осыпан царскими милостями» дипломат Исаак Веселовский.
Много неясного в законодательство о евреях внесло правление Екатерины II. Императрица высказывала благие пожелания, но одновременно вводила и строгие ограничения. И тем не менее в первый период ее царствования у евреев появились надежды на улучшение их состояния. Власти почти не вмешивались во внутренние дела еврейских кагалов, и еврейские общины располагали полной автономией: у евреев были собственные суды, синагоги со школами, и они по необходимости собирали средства на нужды общин.
Именно в царствование Екатерины II была установлена пресловутая «черта оседлости».
Сохранились документы и письма, в которых евреев называли «жидами» и добавляли при этом весьма лестные и почетные титулы. В последние годы царствования Екатерины II из официальных российских документов, выпускавшихся от имени императрицы, исчезло прежнее наименование «жиды», а взамен него появилось новое — «евреи». Слово «жид», как оскорбительное, Екатерина использовать запретила.
Первые официальные сведения о наличии евреев в Кременчуге восходят к 1780-м годам. В 1801 г. в Кременчуге (с уездом) официально значилось 454 еврея-налогоплательщика, а в 1847 г. численность еврейского населения достигла 3745 человек.
Позволим себе, на некоторое время отвлечься. Вы готовы «прыгнуть» со мной в другое времечко?
Старик, закатив глаза и разгладив длиную, седую, как лунь, бороду, продолжает:
— Представите ли вы себе, любезный, что когда-то по улицам нашего города катили конки и трамваи. Ё-ё!
С 1886 года в Кременчуге стала ходить одна из первых в Российской империи конок — рельсовых транспортных систем на конной тяге, а в 1899 году пустили первый трамвай. Сегодня вам такое и представить сложно.
Трамвай ходил по трем направлениям:
- Городской сад — Екатерининская улица — Соборная площадь — Днепровский переулок — Набережная улица — Пароходная пристань;
- Харчевая улица — Малая Николаевская улица — Херсонская улица — Весёлая улица — Киевская улица;
- Пароходная пристань — Александровская улица — Ярмарочная площадь.
Проезд стоил от 8 до 15 копеек.
Знаете ли вы, что евреи имеют непосредственное отношение к кременчугскому трамваю? А к чему мы не имеем отношения, скажите-ка на милость.
С февраля 1900 года представители общества «Кременчугских трамваев» состояли в новообразованном отделении Императорского Русского технического сообщества. Казначеем общества служил Иосиф Ширман, инженер-технолог, первый управляющий «Кременчугского трамвая». В обществе состоял Лейб Кроль, недавний выпускник Харьковского технического университета, инженер-технолог, помощник Ширмана. Велвл (Владимир) Вейншток выступал с докладом «О Кременчугской электрической железной дороге и об электрическом освещении», а также представил Кременчугские трамваи на Первом Всероссийском электротехническом съезде в Петербурге в 1900 году.
После революции 1917 года не стало в Кременчуге трамвая. Нет трамвая, и нет евреев. И конок тоже нет.
Евреи в Кременчуге, в основном, были ремесленниками всех профессий, занимались оптовой торговлей, в том числе и лесом, работали медиками, учителями, держали винные, бакалейные, галантерейные и всякие прочие лавки и магазины; владели типографиями и библиотеками; в общем, трудились и преуспевали во всех сферах.
Вы знали Юзика — старьевщика? Нет? А ваши почтенные предки, да пребудут их души в Ган Эдене — наверняка знали.
Юзик был в Кременчуге старьевщиком и законченным алкашом. Старьевщиками были его отец, дед, и дед его деда. До конца 80-х была у него лошадка с телегой, но, часто Юзик катил перед собой большую тачку, до верха груженную всяким хламом. В молодости, по пьянке, он отморозил руки, и у него не было пальцев на обеих руках. Ни одного пальца! Но, как ловко Юзик управлялся, как быстро грузил, как мастерски кидал за плечи многокилограмовый свой «скарб». На гору тянул, с горы, опять на гору. За день наматывал столько, что нам не снилось. А ведь было ему уже за 60. Молчаливый был, чем-то на цыгана Будулая смахивал. Бедно жил, очень бедно, но никогда не роптал. Как выпьет, бывало, танцует и добродушничает, язык развяжет. В синагогу приходил, зимой отогревался. Как-то, вдруг, однажды, пропал, никто не знал где он и что с ним. Спустя время прослышали, что где-то замёрз и умер.
Где похоронили — неизвестно. Ему было уже далеко за 70.
Вот, у меня кусочек лейках завалялся. Возмите, уважаемый, скушайте за Юзика. И не забудьте сказать броху.
Алтер, сдвинув на затылок потертый картуз, утирает вспотевший лоб платком и, отогнав, невесть откуда, вдруг, прилетевшего большого шмеля, продолжает дальше свой увлекательный рассказ.
— Уездный город Кременчуг, в Полтавской губернии, резко выделялся среди других городов торгово-промышленным развитием. Этому способствовало его местоположение на пересечении старых грунтовых торговых путей. В век бурного развития промышленности и торговли по ним были проложены железные дороги, связавшие город с северным Балтийским и южным Чёрным морями. Водная же магистраль по Днепру, традиционно использовалась для сплава леса из Белоруссии и поставкам хлеба и соли в центр России.
В этом отношении Кременчуг далеко опередил губернский город Полтаву — город служилого, чиновничьего и ремесленно-кустарного люда, самой большой гордостью которого была Полтавская битва. Именно это событие сохранило за ней статус областного города.
Кременчуг превосходил Полтаву и численно. Так, по данным Первой Имперской переписи населения, численность жителей Кременчуга составляла 58 648 человек, а Полтавы – 53 060.
Первая мировая война ещё больше подняла экономическую роль города – сюда был эвакуирован из Варшавы оружейный (металлообрабатывающий) завод «Лильпоп, Рау и Левинштейн». Это обстоятельство, а также приток беженцев из западных районов Российской Империи, способствовало росту численности населения.
Благодаря выгодному географическому положению, Кременчуг, в течение первой половины XIX cт., превратился в самый большой промышленный и торговый город Полтавской губернии.
В 1820 году в городе насчитывалось 44 вида ремесел.
В 1839 году первая машиностроительная фабрика в городе начала выпускать молотилки и сеялки.
1842 год ознаменовался открытием табачной и суконной фабрик. В конце 40-х годов в Крюкове и Кременчуге работало 6 кожевенных, 7 свечных, 3 мыловаренных и 17 салотопных заводов.
К 1861 году в городе насчитывалось уже 41 промышленное предприятие. Среди них были пивоваренные, медоваренные и канатные заводы, мельницы, винокурни.
Данные о развитии промышленности и торговли Кременчуга, во второй половине XIX века, свидетельствуют о капитализации хозяйства.
Однако, существующая в Российской империи финансово – кредитная система во многом тормозила развитие промышленности и торговли.
Коммерческий кредит, в те годы, формировался полулегально, в среде ростовщиков и, благодаря миллионным оборотам, Кременчуг, в середине XIX cт., превратился в центр всех кредитных операций на среднеднепровских рынках. Но, ни отделения банка, ни банковских контор в дореформенном Кременчуге не было. В городе государственные финансовые органы представляло Уездное Казначейство, располагавшееся в здании Уездного Присутствия на Соборной площади.
В начале ХХ ст. в Кременчуге было сосредоточено большое количество промышленных предприятий. Владельцами многих из них были евреи. Мельница Сандомирского производила муки на 500 тысяч рублей в год. Наиболее значительными в табачно-махорочной отрасли были «Товарищество Сандомирский и Рабинович», табачная фабрика Володарского. Следует подчеркнуть, что Кременчуг был одним из центров производства высококачественных табачных изделий в Российской Империи. По сведениям, приводимым в справочнике «Вся Россия» 1901 года, в городе было 6 табачных фабрик. Евреи владели, по крайней мере, несколькими из них. На плане Кременчуга 1901 года обозначены: табачно-махорочная фабрика Клермана, табачно-махорочная фабрика Володарского, фабрика Рабиновича, махорочная фабрика «Сандомирский и Рабинович».
Переработки высших сортов турецкого табака занималась фабрика караима С.Б. Дурунчи.
Интересно, в «Монгольской летописи» XVII в. упоминается, что Хойтские нояны считают себя потомками Сулен Инэлчи Дурунчи. Есть в Казахстане и озеро Дурунча. Кстати, «дурунча» в переводе с тюркского – мандарин.
О караимах следует рассказать отдельно.
Жителям Крыма не нужно объяснять, кто такие караимы, а в нашем городе о них едва ли кто слышал.
По одной из версий, они появились на полуострове в XIII веке, по другой – гораздо раньше, задолго до завоевания его монголами, и являются потомками хазар, да и весь Крым в древности называли Великой Хазарией.
Караимы поселились в Кременчуге, по некоторым сведениям, в 40-х годах XIX века. Представителей небольшого крымского народа сюда привлекли стремительно развивавшиеся торговля и индустрия – именно караимы, наравне со многими, проживавшими в городе евреями, стали пионерами кременчугской табачной промышленности. На первых порах в городе насчитывалось около 10 караимских семей, а в 1871 году в Кременчуге было уже 40 караимских семей – 205 человек. Численность кременчугских караимов до революции то росла, то падала: 1877 год – 525 человек, 1897 – 207 человек; в 1901 году караимы составляли около 0,2 % от общего населения города.
Фирма «Дурунча и К» занимала не последнее место среди табачных и махорочных фабрик, и папиросы их были хорошо известны.
В 1842 году была основана крупнейшая в России табачная фабрика С.Б.Дурунча, в Кременчуге, на Биржевой улице. Появляются они и в других городах. Во второй половине ХIХ века изготовлением папирос в России уже занимались десятки фабрик, не говоря об огромном количестве кустарных мастерских. К 1885 году в Киеве действовало 13 табачных предприятий, на которых работало 934 человека. Крупнейшими были фабрики караимов Соломона Когена и его родного брата Моисея. А третье почетное «табачное» место держала фабрика караимов Исаака Дурунчи и Якова Шишмана. Жена Соломона Когана Эсфирь была сестрой Шишмана.
Моисей Дурунча владел табачной фабрикой в Мелитополе, где они жили, и в Киеве. Правда, о фабрике в Мелитополе сведений пока не обнаружено. Видимо, табачное производство в Кременчуге и Вильнюсе (Вильно) тоже имело к нему отношение, если только не принадлежало кому-то из братьев или родственников. У Моисея Дурунчи было пятеро детей, два сына и три дочери. Старший – Семен Моисеевич Дурунча родился в 1900 году и прожил 80 лет. После революции он работал в шахте, потом, когда они жили в Ханжонково Донецкой области, был заведующим хлебным магазином и уже в Алчевске, в послевоенные годы, заведующим скобяным магазином на рынке. Его брат Илья Моисеевич работал на шахте в Кировске Луганской области, сестра Нина Моисеевна жила в Днепропетровске, Александра Моисеевна – в Горловке, Надежда Моисеевна – в Ленинграде. И сегодня не только в Алчевске, но и за его пределами живут представители этой известной в прошлом, но, увы, забытой сегодня фамилии, потомки основателей первых табачных фабрик в Российской империи, потомки древних хазар.
Центром религиозной и общественной жизни караимов всегда была кенасса. Едва обосновавшись на новом месте, караимы приступили к организации духовной жизни. Первая кременчугская кенасса появилась в 1852 г., она была обустроена в частном доме, возле богаделен (в районе нынешней 1-ой городской больницы).
Газзанами Кременчугского караимского молитвенного дома в 3 четв. 19 в. были: Садук Бабакаевич Дурунч, Магол Екутиэлевич Калиф.
Среди членов Кременчугского караимского религиозного общества 1920-х годов встречаются представители таких фамилий: Авах, Алмаз, Бабаджан, Борохович, Григулевич, Эльяшевич, Илик, Койлю, Ормели-Саба, Калиф, Кальф, Кальфа, Капон, Кефели, Мангуби, Максумаджи, Савускан, Мичри, Танатар, Телал, Тиро, Топал, Туршу, Фуки, Черкес, Шамаш, Ходжаш, Экмекчи, Эмельдеш.
Караимская община была разогнана советской властью в начале 30-х гг.
В районе артскладов, на участке, купленном общиной, как уже упоминалось, располагалось караимское кладбище. К нему от безымянной улицы вёл переулок. Сегодня ничто не напоминает о существовании кладбища. Караимское кладбище, предположительно, было уничтожено в 30-40-х годах ХХ века, но, отдельные караимские памятники, до конца 70-х годов, еще можно было обнаружить в районе артскладов.
В отличие от христиан, мусульман и иудеев, караимы хоронили своих умерших в направлении север-юг. Форма могил и надгробий самая разнообразная: и прямоугольные плиты, и гробообразные саркофаги, и стелы, и вертикальные обелиски. Кременчугские караимы не хоронили в дольменах, как, к примеру, их единоверцы-крымчаки.
В начале ХХ в. в Кременчуге существовало караимское благотворительное общество, возглавляемое купцом 3 гильдии Абрамом Капоном. Здание общества располагалось рядом с лютеранской кирхой, на Весёлой улице – на кременчугских улицах мирно соседствовали представители разных религий, этносов и культур.
Кременчугская община караимов не была сколько-нибудь большой, но, несмотря на малое число, караимы отнюдь не терялись на фоне более многочисленных народов, и дали Кременчугу немало выдающихся имен.
Список семейств караимов, проживающих в губернском г. Полтаве и уездном г. Кременчуге, необходимый Евпаторийскому Духовному Правлению к 10-й народной переписи.
Составлен апреля 1858 года (ГААРК, ф. 241, оп. 1, д. 21, л. 7-8).
1. Евпаторийская 1-й гильдии купчиха вдова Биянна Дурунча.
Её дети:
• Сын Садук, его жена Ахпике, приемыш их дочь Самойла Аксуека – Ахпике
• Самойло, его жена Алтин, их сыны: Бабакай, Илья, дочь – Сара
• Исаак, его жена Беим, их дочь Назлы
• Моше, холост
Проживают в г. Кременчуге
2. Евпаторийская 3-й гильдии купчиха Арзу Карабаджак, её сыны Шебети и Садук.
Проживают в г. Полтаве.
3. Евпаторийский мещанин Юсуф Гамал, его жена Ахпике, их дети: сыны:
• Исаак, его жена Гулюш, их дети: сын Яков (проживают в г. Кременчуге), дочь Биче (проживает в г. Евпатория)
• Юда
• Илья
• Авраам
• дочь Алтын
Проживают в Кременчуге
4. Евпаторийский мещанин Давид Абрамович сын Оксуз. Проживает в Кременчуге.
5. Евпаторийский мещанин Иосиф Берехович сын Апай или Оксуз. Проживает в Кременчуге.
6. Евпаторийский мещанин Мордхай Иосифович сын Шишман. Проживает в Кременчуге.
7. Перекопский мещанин Ефраим Ильин сын Туршу или Пуллу, жена его Мишка, их дети: сын Илья, дочери Султан, Беруха, Сара. Проживают в Полтаве.
8. Елисаветградский 3-й гильдии купеческие сыны
• Абрам Давидов Капон, его жена Алтын
• Арон
Проживают в Кременчуге
9. Севастопольский 1-й гильдии купеческий сын Илья Симов Рофе. Проживает в Кременчуге
Хазанов и Шамашей нет.
К сему списку подписались проживающие в г. Кременчуге караимы:
???? ????
[Иосиф Гаммал]Абрам Капон
Садук Дурунч
Газзанами Кременчугского молитвенного дома в 3 четв. 19 в. были: Садук Бабакаевич Дурунч, Магол Екутиэлевич Калиф (он же Кальфа).
Нашим земляком, караимом по происхождению, является Ходжаш Самуил Моисеевич.
Ходжаш родился в Кременчуге в 1881 году. С 1908 года жил в Крыму, в Евпатории с 1922г. Выпускник Новороссийского университета в 1904 г. Один из лучших юристов довоенного Крыма. Владел несколькими европейскими и восточными языками. Автор научных работ по юриспруденции. Зимой 1942 года неоднократно обращался к оккупационным властям с разъяснениями о происхождении крымских караимов. Представил в нацистские органы материалы научного характера об этногенезе народа. Деятельность С.Ходжаша сыграла немаловажную роль в судьбе караимов. Немцам было известно о высоком авторитете Ходжаша, и ему был предложен пост городского головы Евпатории. Последовал категорический отказ. Не дали результата ни длительные уговоры, ни угрозы. С.Ходжаш никоим образом не допускал возможности сотрудничества с немецкими оккупантами. 26 марта 1942 года С.М.Ходжаша арестовали и после жестоких пыток расстреляли вместе с тёщей и свояченицей.
В настоящее время в Кременчуге проживает всего несколько караимов. Эти люди абсолютно ассимиллированны и далеки от традиций и религии своих предков.
— Продолжим, однако же, наш рассказ о еврейском Кременчуге. Вы не устали меня слушать? Нате-ка, возьмите мой платок, уберите пот, и оттопырьте ваши уши. И старик, пододвинувшись ко мне поближе, положив ладони на набалдашник повидавшей виды трости, повествует дальше.
— Из Кременчугских лесопилен по объему производства выделялись заводы Родкина, Сандомирского, Гурария. В городе находился крупный маслобойный завод Финкельштейна.
Из предприятий, перерабатывающих животные продукты, выделялся мыловаренный и свечной заводы «Т-во Сандомирский и Рабинович».
В начале ХХ ст. в Кременчугском регионе находилось 2618 торговых предприятий. Особой популярностью у кременчужан пользовались магазины и торговые ряды Й.Файдыша. Кременчужане Эйзлер, Дохман достигли больших успехов в хлебо — мучной торговле, а Залкинд – в лесоперерабатывающей промышленности.
Архивы сохранили сведения об успешной деятельности в Кременчуге частных торговцев: товарищество «Рыба – Фрукт», торговцев металлоизделиями «Эпштейн и братья Зысьман», «Шахновский и Гуревич», мануфактурных торговцев братьев Красных и др.
Развитие промышленности и торговли вызвало увеличение численности и изменения в национальном составе населения города. Подавляющее большинство составляли украинцы, затем шли русские, татары, немцы, караимы, греки, грузины, стремительно возрастает число еврейского населения, и в 1850 году евреи составляли 35,5% всего населения Кременчуга.
В царской России развитие капиталистических отношений тормозилось существованием феодально-крепостного строя.
Страну стали сотрясать антикрепостнические выступления крестьян. Чтобы предотвратить политический кризис в стране, российский император Александр II 19 февраля 1861 года подписал Манифест об отмене крепостного права. В истории Российской империи началась новая эпоха бурного развития капитализма. Огромное влияние на развитие капиталистических форм хозяйствования в стране оказали финансовые реформы, проведенные в 1860-1870 гг.
Во второй половине XIX века в Кременчуге открываются первые банки. 22 июня 1865 года был учрежден общественный банк, который разместился в здании городской Думы и Магистрата на центральной Торговой площади.
Кременчугский Городской Общественный банк занимался учетно-ссудными операциями.
К 1889 году Кременчугский банк по размерам своих оборотов /10,6 млн. руб./ вошел в число крупнейших общественных банков Российской Империи.
С 1865 по 1917 гг. в нем работало в разное время 32 служащих. Из них – четыре еврея:
М.М.Розенталь – член учетного комитета,
М.Л. Нозенталь – товарищ директора,
Е.Е. Файдыш – директор,
Ф.Г. Айзенштейн – член правления.
Вторым по времени возникновения в городе стал Кременчугский Коммерческий банк, устав которого был утвержден 23 сентября 1872 года. В нем с 1872 по 1894 гг. работали:
С.М. Розенталь – член правления,
Л.З. Лансере – управляющий,
Э. Эльгас – пом. бухгалтера.
В начале своей деятельности банк платил по вкладам на текущий счет. В 1895 году банк обанкротился, прекратил свое существование и был ликвидирован.
К нач. 80-х годов уровень промышленного производства и торговые обороты возросли настолько, что существующие банки не могли полностью удовлетворить их финансовые запросы. Поэтому городская Дума обратилась к правительству с ходатайством об учреждении в Кременчуге Конторы Государственного банка. И 16 августа 1883 года были открыты операции Кременчугского Отделения Госбанка. Сначала банк размещался в частном доме. А в 1900 году было построено здание банка на Соборной площади.
Анализ фамилий служащих конторы Госбанка показывает, что среди них евреев не было. Видимо действовало положение: не допускать евреев на государственную службу.
25 октября 1901 года в Кременчуге было образовано Первое Кременчугское Общество Взаимного Кредита.
Председателем совета общества избрали князя Л.Н.Милорадовича, членами совета – М. Ребенко, А. Финкельштейна, А. Богаевского. С 1911 года совет общества возглавил А.П. Флейшиц.
Абрам Флейшиц был авторитетным юристом. Его дочь Екатерина стала первой женщиной – юристом в России.
В Кременчугском Обществе Взаимного Кредита с 1902 по 1917 год работали:
С.Я. Ямпольский – член правления,
А.М.Финкельштейн – член совета,
Н.И. Рабинович – член совета,
И.И. Дохман – член совета,
С.И. Любаровский – член совета,
М.Х.Бромберг – член правления,
С.Ф.Зильберберг – член правления,
И.Й.Майзель – член совета,
А.П. Флейшиц – член совета,
А.П. Мирельзон – член совета,
М.Я. Сандомирский – член совета,
С.Л. Мешель – член совета,
Л.С. Вольский – бухгалтер,
М.Л.Либерман – член совета,
Л.М. Шляхт – член совета,
А.Д. Гуревич — член учетной комиссии.
В Кременчугском Комиссионерском Орловском Коммерческом банке, образованном в 1885 году, работали:
М.Л.Розенталь,
Л.М.Иоффе.
В начале ХХ века в Кременчуге открывают свои отделения три крупнейших банка России. Первым это сделал в 1903 году Русский банк для Внешней торговли. Первым управляющим отделения этого банка был Е.К.Богуславский, а в 1910 году его сменил И.Й.Майзель. С 1914 по 1917 гг. должность управляющего занимал М.Я. Шапиро.
Служащими Кременчугского отделения Русского для Внешней торговли банка с 1903 по 1914 гг. работали:
И.Майзель – товарищ управляющего,
М.Я. Шапиро – доверенное лицо.
В 1906 году утверждается устав Первого Кременчугского ссудо–сберегательного товарищества. Председателем правления Товарищества был владелец крупной табачной фабрики Н.И.Рабинович. Со дня его образования и по 1917 год в Товариществе работали:
М.Г.Ломберг – член правления,
Б.Я.Майзель – член правления,
Г.Э.Гершаник – член правления,
Ш.Л.Гутштейн – член правления,
И.Н.Ландкоф – член правления,
М.Н. Гуревич – бухгалтер,
А.А. Фрейденберг – председатель совета.
2 января 1902 года начинает свою финансовую деятельность Кременчугское Общество Взаимного Кредита. В этом обществе работали:
С.Я. Ямпольский – член правления,
А.М. Финкельштейн – член совета,
Н.И. Рабинович – член совета,
И.И. Дохман – член совета,
М.Х.Бромберг – член правления,
С.Ф.Зильберберг – член правления,
И.Ю.Майзель – член совета,
А.П. Флейшиц – член совета,
А.П. Мирельзон – член совета,
М.Я. Сандомирский – член совета,
С.Л. Метель – член совета,
Л.С. Бельский – бухгалтер,
М.Л. Либерман – член совета,
А.Д. Гуревич – член учетной комиссии,
Г.И. Каплан – член учетной комиссии.
В ноябре 1907 года было образовано 2-е Кременчугское Общество Взаимного Кредита. Служащими общества были кременчугские евреи:
М.Д. Зак – член совета,
А.Г. Залкинд – член совета,
С.М. Цион – член правления,
И.Ф. Сандомирский – член совета,
М.Я. Каганов – член совета,
С.Г. Герштейн – член совета.
В августе 1910 года в доме караима Дурунчи, по Екатерининской улице, открыли отделение Северного Русско-Азиатского банка. Управляющим этого отделения работал Д.Г.Канторович.
Отделение С.-Петербургского Имперского Международного Коммерческого банка в Кременчуге начало производить финансовые операции в 1912 году. Первым директором этого отделения был А.М.Эйзлер, которого в 1913 году сменил Б.П.Штарке. С 1914 года и до закрытия отделения в 1918 году должность директора занимал Б.А.Цадиков. Отделение банка размещалось в доме Венгерова, на углу улиц Биржевой и Пушкинской.
В доме Хмелевского, на улице Херсонской, в 1909 году была открыта Контора Первого Кременчугского ссудо – сберегательного товарищества. Служащими этой конторы работали:
Н.И. Рабинович – председатель правления,
М.Г. Ломберг – член правления,
Б.Я. Майзель – член правления,
Г.Э. Гершаник – член правления,
Ш.Л. Гутштейн – член правления,
Й.Н. Ландкоф – член правления,
М.Н.Гуревич – бухгалтер,
А.А. Фрейденберг – председатель совета.
С 1913 по 1917 гг. в Кременчугском Кредитном Товариществе работал бухгалтером А.К. Гринберг.
В доме Липавского, по ул.Херсонской, в 1913 г. был открыт Кременчугский Биржевой Комитет, в котором работали:
И.Я.Амстиславский – член правления,
М.Г. Голосовкер – член правления,
А.Г. Залкинд – член правления,
И.Ф. Сандомирский – член правления,
Е.Я. Дейчман – делопроизводитель,
Г.М. Гессен – непременный член.
С 1913 года начало действовать Крюковское Коммерческое Общество Взаимного Кредита. В обществе работали:
Л.И. Рахмилевич – член совета,
А.И. Карасевич – член совета,
Я.Н. Арановский – член совета,
Б.З. Уманский – член совета,
И.Н. Ландкоф – член совета,
М.Я. Слуцкий – член правления,
А.Л. Гриневич – член правления,
А.А. Ландкоф – член правления,
Л.Н. Ландкоф — член ревизионной комиссии,
Б.Х. Амстиславский – член правления,
Ш.Н. Гурарий – бухгалтер,
Г. Перельман – член ревизионной комиссии.
В конце XIX века и начале ХХ – го в Кременчуге действовали банкирские конторы и конторы обмена:
1896 г. – банкирская контора И.Бунемовича;
Меняльная контора Левина (в собственном доме по ул. Тупо – Бирюковой);
1897 г. — банкирская контора «Гейман и К.», угол ул. Херсонской и Екатерининской, в доме Иоллосса;
Банкирская контора Баймана;
1905 г. – банкирские конторы С.Геймана, А.Левина и И. Немировского;
Большевицкий военный переворот, в октябре 1917 г., и последующая гражданская война, разрушили экономику Российской Империи. В Украине производство промышленной продукции снизилось в 10 раз. Почти в 5 раз снизились сборы сельхозпродукции. Свирепствовали голод, тиф и холера.
Население Кременчуга, в период Гражданской войны, сократилось на 1/3 и в 1923 году составляло 54.046 человек. Прекратили работу заводы и фабрики, заросла бурьяном трамвайная колея, не функционировал водопровод, вечерами город погружался в темноту, электростанция не работала.
Гибель прежней финансово – экономической системы была результатом программных требований новой большевицкой партии.
Бумажный рубль к концу 1920 обесценился в 13 тысяч раз по сравнению с 1913 годом. Деньги начали играть все меньшую роль, государственные предприятия снабжались средствами через учрежденный Народный Комиссариат финансов. Всё чаще распространялась товарообменная стихийная форма торговли, без привлечения денег. Кредитные операции потеряли всякий смысл. В большевицкой России были закрыты все банки.
После введения НЭПа, постановлением ЦИК от 7 октября 1921 года, в Советской России создается Госбанк. В октябре 1922 года советское правительство ввело в обращение банковские билеты /червонцы/. В 1924 году выпускаются новые государственные казначейские билеты и разменные монеты.
Под влиянием НЭПа формируется новая система кредитно – банковских учреждений страны.
В апреле 1922 года в Кременчуге открывается отделение Госбанка, в декабре 1922 года – банковский отдел Кременчугского губернского Совета Народного Хозяйства, преобразованный 1 марта 1923 года в Кременчугское Комиссариатство Торгово – Промышленного банка СССР, в начале 1923 года – отделение Укринбанка, в ноябре 1923 года – Общество Взаимного Кредита, в апреле 1924 года – ссудо – сберегательное товарищество «Кустарь – Ремесленник».
В первые годы советской власти опыт кременчугских евреев-финансистов широко использовался в условиях новых реалий. Так, среди служащих Кременчугского Комиссариатства Промбанка СССР в 1924 году работали:
З.М.Крилличевский – заведующий,
В.М. Осятинский – зам. Заведующего,
Н.Й. Эпштейн – контролер,
А.Н. Бердичевский – бухгалтер,
М.И. Коганов – зав. Пассивными операциями,
Л.И. Левин – зав. Текущими счетами,
А.Ф. Бенгус – бухгалтер,
С.Ю. Фрейдлин – зав. учетом векселей,
Б. М. Неймарк – зав. отделом,
С.М. Красовицкая – машинистка,
Ф.И. Хмельницкая – стажерка,
В.М. Файнлейб – курьер,
А.А. Аспис – курьер.
По состоянию на 7 июля 1928 года в Кременчугском отделении Госбанка работали:
М.Б.Шапиро – пом. главбуха,
Э.М.Фарберг – бухгалтер,
И.Е.Добровицкий – бухгалтер,
Е.Ю. Альперович – бухгалтер,
Е.А.Бердовский – бухгалтер,
М.Л. Левенштейн – пом. зав.отделом,
М.М. Крейнес – бухгалтер,
С.Я. Висман – счетовод,
И.А.Олоницкий – счетовод,
Р.Д. Левина – машинистка,
С.М. Красовицкая – машинистка,
И.А. Чверткин – кассир,
А.С. Богатырев – контролер.
Первым советским директором Кременчугского отделения Госбанка стал М.А. Бромберг – бывший член правления 1-го Общества взаимного кредита. Позже на этом посту М.Бромберга в Кременчуге сменил Я.Л. Копелиович. В 1928 году Бромберг и Копелиович были уволены из банковской системы, под предлогом «нарушения порядка кредитования организации».
В 1928 году началась чистка банковской системы от «сионистов» и «врагов советской власти», резко сократилась численность банковских работников и в Кременчуге. Так, штат сотрудников отделения Торгово – Промышленного банка СССР с 50 человек сократился до 19.
Должности управляющих этого банка, до 1928 года, в нашем городе занимали Л.Я. Компанеец и З.М. Крилличевский, которые впоследствии были репрессированы.
— Поведаю вам о том, о чем, милейший, вы, по всей видимости, не слыхали.
До революции маслом в Кременчуге и Крюкове занимались все, кому не лень, но была одна небольшая маслобойня, которая вполне могла войти в “Книгу Гиннеса”. Называлась она в народе “Тиктинерер”. Работала она непрерывно и без значительного ремонта, приблизительно с 1912 года, и до самой революции 1917 года. Маслобойню эту в Кременчуге построил и запустил еврей Шимон Тиктинер. Маслобойка работала в три смены, выбивая ежедневно до 10 тонн масла в день. Хотя маслобойня была и небольшой, устройство ее было довольно сложным и обслуживали это хозяйство одновременно четыре человека. Работа была очень тяжелой. Работа в здании кипела, в прямом смысле этого слова: даже когда на улице не холодно было, внутренность маслобойни напоминала банную парилку.
Работники торопливо сновали, что-то таскали, подсыпали, подбрасывали лопатами… Семечку нагружали в большой резервуар, “яму”, из которого она подавалась на сепаратор, где отдувалась пыль и всякие листочки-стебелечки. Дальше семечки ждала “рушка”, ядрышки отделяли от шелухи. Следом — “вальцы”, которые измельчали ядра в муку, ну, а потом — “фалевка”. Фалевочный агрегат представлял собой два каменных круга весом по полторы тонны каждый, и эти камни в маслобойне кружились непрерывно. Фалевка уплотняла муку, и эта масса деревянными коробами переносилась на жаровню, где она поджаривалась до нужной кондиции. Это самая тяжелая часть работы: короб вмещал больше пуда массы, к тому же надо было чрезвычайно интенсивно орудовать лопатой. Жаровня, кстати, топилась шелухой (лузгой), так что получалось, как бы, безотходное и экологически чистое производство. Завершал процесс пресс, из которого выходило тепленькое масло (которое “пинэтся”) и твердый жмых (по-старинному, макуха).
При жарке нужно было соблюдать температуру в 120 °С, так вот, определяли ее… на ощупь. Совали руку прямо в жаровню — главное, сделать это надо было быстро — и определить, подкинуть ли еще лузги. Руки у работников все черные были, но маслобойщики имели на сей счет свой “фейри” — золу от сгоревшей лузги. После смены натирали ей грязные части тела, а смоешь — чистый, как младенец! Кстати, именно горящая лузга во многом определяла непередаваемый аромат тогдашнему кременчугскому кошерному маслу.
Где находилась «Тиктинерская» маслобойка сегодня сказать трудно.
Род Тиктинеров прослеживается, начиная XVI века. Пятьсот лет назад получила известность Ребекка (Ривка) Тиктинер (род. ок. 1500 г. ум. 1550 или 1605 г.), дочь раввина Меера Тиктинера. Ребекка стала первой женщиной, написавшей философский трактат по библейской этике «Кормилица Ревекки». Возможно, она оказалась первой женщиной — профессиональным философом в истории. Трактат, широко разошедшийся в списках среди современников, не устарел и до наших дней. Впервые он был напечатан в Праге в 1609 году. Издатель в предисловии констатировал: «Женщина сочинила книгу с библейскими стихами и проповедями …, да будет ей это доброй памятью и всем остальным женщинам почетом, ибо и женщина может стать автором учения об этике и интересных толкований, не хуже мужчин». Ривку Тиктинер считают своей предшественницей современные еврейские феминистки. Она признана «отцом-основателем» движения женщин-раввинов из либерального крыла современного реформистского иудаизма. Р.Тиктинер упоминается в большинстве Германских энциклопедий.
В XVII веке Тиктинеры переселяются в Польшу. Известно, что один из польских Тиктинеров возглавлял в позапрошлом веке еврейскую общину. Предположительно в Ломже. Однако, вероятно, все прямые потомки польской ветви, носящие эту фамилию, погибли в годы Холокоста. Сохранились воспоминания А.Шапиро, отец которого Альтер Тиктинер был ортодоксальным польским евреем, автором философских трудов. Должно быть, при императрице Екатерине II Тиктинеры пришли в Белоруссию, а позже в середине XIX в. поселились в украинском Кременчуге.
Шимон Тиктинер, в городе, как уже упоминалось, занимался бакалейной торговлей и имел «маслобойку». Учился в хедере, серьезного образования не получил, но был смекалист и сообразителен. Его дети, впоследствии, получили высшее образование за границей. Сын Шимона и Сарры Тиктинер — Абрам (2.12.1891-15.5.1942) окончил юридический факультет Льежского университета в Бельгии. После революции Абрам Шимонович Тиктинер перебивался учительством, затем в 1920 году перешел на хозяйственную работу и вырос до члена исполкома Райпромсоюза (1924-1925 гг.), курируя маслозаводы. Сказался опыт, полученный на предприятии отца. В 1926 Абрам Шимонович стал членом Кременчугской коллегии защитников, то есть стал первым адвокатом в роду. Затем кратковременно был районным судьей.
— Вы спросите меня — а синагога? Хм, синагога! Вы знаете, сколько их было в нашем славном местечке? Собственно, и местечком-то назвать язык не повернётся. Истинный «Иерусалим Украины», подлинный «Хасидский рай». Кременчуг был городом Торы и утонченной просвещенности, местом, наполненным образованными людьми, где даже простые сапожники и булочники являлись мудрецами и хахамами.
В городе находилось множество синагог, частных молитвенных домов, микв, иешив, хедеров, и других еврейских заведений и организаций, деятельность которых, впоследствии, была запрещена советской властью, после революции 1917 года (ой вэй, опять это слово — революция!).
Наряду с другими, в Кременчуге существовали большие общины Любавических, Брацлавских, Слободских, Чернобыльских хасидов, а после нескольких переездов в городе обосновалась известная иешива «Кнэсэт бэйт Ицхак» из местечка Каменец.
Большая Хоральная синагога в Кременчуге построена в 1854-1855 гг., на средства коробочного сбора, собранного самим еврейским обществом. Главная Хоральная синагога находилась на улице Преображенской. Красивой она была, просторной.
Здание Главной Хоральной синагоги было разрушено в 1943 году. Осталась неповрежденной одноэтажная, так называемая «малая» синагога, располагавшаяся рядом с Большой Хоральной, на ул.Квартальной, 15. Последний непокоренный еврейский бастион до войны был именно в этом здании. В синагоге жил раввин с семьей. Во время оккупации города, спасаясь от фашистов, семья ребе пряталась в подземельях синагоги. Там их обнаружили немцы и растреляли на месте. После войны в подвале синагоги были найдены их останки.
В начале ХХ века обязанности казенного раввина в Кременчуге исполнял кандидат права Абрам Ааронович Фрейденберг. Блестяще образованный человек, интеллигент с большой буквы. Родился он 24 января 1865 года. Родители его: отец — Аарон Фрейденберг и Брайна Лия Фительберг, из г. Николаева. Отец — Аарон Хаим, прививал сыну всё хорошее и доброе, учил его читать на иврите.
В возрасте пяти лет Авраам был отдан в хедер — начальную еврейскую религиозную школу, и стал изучать Тору. К восьми годам он уже имел некоторые познания в Талмуде.
15 августа 1881 года Авраам перешел в школу для старших, которую успешно окончил в 1885 году. Кроме идиша, на котором разговаривали дома, и немецкого, он овладел французским и английским. Во время учебы осуществлял публикации в школьной газете, часто посещал библиотеки.
В июне 1886, успешно сдав экзамены на аттестат зрелости, поступил в университет. Во время сдачи экзаменов встретился с Михаилом Фрунзе, и подружился с ним. Позже, когда Фрунзе преследовали, Фрейденберг помог последнему бежать.
В 1890 году Авраам Фрейденберг получил сертификат кандидата права Одесского университета.
После окончания университета он женился на девушке по имени Сара, и у пары родилось трое детей: Давид 1892 года, Лейла, родившаяся в 1900 году, и Регина, которая родилась в 1903 году.
Благодаря коммерческой образованности, получил работу, в качестве бухгалтера, на мельнице, в районе Харькова. В 1892 году, после смерти отца, его семья переехала в г. Николаев, где он работал юристом на ограниченных условиях.
Фрейденберга, из числа 11 кандидатов, назначают на должность казенного раввина еврейской общины г. Кременчуга. Во многом этому посодействовал тогда друг Фрейденберга — Шимон Дубнов — историк, публицист и общественный деятель, один из классиков и создателей научной истории еврейского народа. Он служил в течение многих лет в т.н. «Комитете сорока тысяч».
В качестве городского казенного раввина Фрейденберг, от имени иудейской общины, приветствовал царя Николая II, когда тот посетил Кременчуг, в 1904 году.
После ограничения на предоставление образования евреям, Фрейденберг инициировал в 1907 открытие школ.
В 1916 году он основал Классическую гимназию для детей. Под его руководством в Кременчуге выросло большое учебное заведение с 30 преподавателями. Организовывались парады Лаг ба Омер на городских улицах, к этим маршам присоединялись другие учебные заведения. Это вызывало восхищение среди евреев и не евреев.
Фрейденберг использовал новую политику министра Витте для улучшения экономического положения еврейских ремесленников, мелких и средних торговцев.
Установил практику сбережений и займов в Кременчуге.
Был избран председателем наблюдательного совета. Банковские учреждения в Кременчуге, благодаря деятельности Фрейденберга, достигли капитала в несколько сотен тысяч рублей.
После падения царского режима, в условиях большевистской власти, жизнь стала трудной, цены взлетели, ощущалась острая нехватка товаров. Фрейденберг принимается за организацию рабочих кооперативов на Полтавщине.
Сын Авраама Фрейденберга, Давид, уехал в Бельгию, где он изучал математику и инженерное дело в Льеже. Во время Первой мировой войны служил в бельгийской армии. Во время боевых действий получил ранение в голову. Это вызвало паралич половины тела. Он нуждался в лечении, поэтому семья решила переехать в Бельгию, чтобы заботиться о нем.
В России сменился режим.
В 1919 году Давид был назначен в качестве инженера-электрика.
В Бельгии было нелегко. Фрейденбергов обвиняли в принадлежности к подпольной сионистской организации, в государственной измене и шпионаже.
Позже, после того, как Авраам Яаков был освобожден из тюрьмы и обвинения были сняты, его дочь заболела тифом. Только в конце 1921 года он смог возвратиться из Бельгии.
Авраам Фрейденберг создал одесский клуб под названием «Нес Циона», и стал его секретарем.
Соратниками и сподвижниками Фрейденберга были Виктор Якобзон, Шимшон Розенбаум, Джошуа Равницкий, Цви Гинзбург (Ахад Гаам). «Нес Циона» организовывал культурные мероприятия, в том числе совместные чтения с такими авторами, как, например, Мордехай Бен-Ами, и др. В Кременчуге издавался журнал под названием «Улей», в котором печатались статьи сионистских деятелей — Мандела, Лилиенблюма, Эпштейна, Левинского, Айзенштадта и др. Часть доходов использовалась для создания библиотек.
В апреле 1890 года, при активном содействии Фрейденберга, создана организация «Поддержка детей израильских фермеров и ремесленников в Сирии и на Земле Израиля,» ради сбора денег и помощи евреям. Раз в три года созывались общие встречи в Одессе.
Фрейденберг был почетным делегатом нескольких сионистских конгрессов. Являлся секретарем организации и членом «Общества Сиона «.
Выступал в качестве президента «Форвард», сионистской организации, основанной в Бельгии.
В 1929 году был в ряду учредителей » Сионистской федерации » в Брюсселе. Был лидером сионистского руководства в Брюсселе, а в 1935 году был назначен почетным президентом Сионистской Федерации.
Авраам Яков Фрейденберг был незаурядной личностью: и раввином, и адвокатом, и учителем, и сионистским деятелем, и литературным редактором, меценатом и филантропом.
В ноябре 1942 г., А.Фрейденберг погиб в концлагере Освенцим-Биркенау.
Кременчуг, как город с большим процентом еврейского населения, до революции славился своими канторами — синагогальными певчими. Одним из них был хазан Арье Лейб Рутман.
Арье Лейб родился в 1866 в местечке Жлобин, Могилевской губернии, Российской империи (ныне Белоруссия).
Его учителями были выдающиеся канторы Борух-Давид Кершер, Йоэль-Зейлиг Минскер и Ноах Лидер, у которых маленький мальчик был солистом хора.
Свой первый пост кантора он получил в Бобруйске. Позже он служил в Слониме. Далее Рутман был приглашен в Одессу, где в то время пели величайшие канторы своего поколения: Алтер-Ихиэль Карниоль и Залмен Розумный (Соломон Разумный). В начале Рутман был кантором синагоги рубщиков мяса («геккерс шул») и Новой синагоги Кляйнмана.
В дальнейшем Арье Лейб Рутман, по приглашению еврейской общины, переехал в Кременчуг и служил в синагоге, которую евреи на идиш называли «Рутманс Шул».
Концерты канторской синагогальной музыки, когда выступали поистине выдающиеся мастера, были в то время не редким явлением для нашего города. Кременчуг посетили известные канторы: Шамай Маргулис (Shammai Margulies) из Житомира, Меир Писсак (Meir Pissack) из Бердичева, в городе некоторое время работал хазан Шломо Рабец (Shlomo Rabetz,1885 -1981), здесь пел замечательный кантор Михаил Александрович (1914 – 2002).
Затем последовало назначение кантором Санкт-Петербургской Хоральной синагоги и, наконец, Рутмана, к тому времени уже считавшегося «вторым номером» (вслед за Залменом Розумным) в «табели о рангах» восточноевропейских канторов, пригласили на работу в Варшаву. Одновременно последовало и предложение от фирмы Зонофон (Zonophone) о записи серии грампластинок. Таким образом Арье Лейб Рутман стал первым европейским кантором, осуществившим запись для Зонофон. Однако раздосадованный утомительным процессом студийной записи Рутман вскоре разорвал свой контракт с Зонофон.
Для завершения работы фирма пригласила Савела Квартина. Записи, сделанные Квартиным для фирмы Зонофон, принесли ему мировую известность.
В 1913 Рутман приехал в Соединенные Штаты с визитом, но был вынужден остаться из-за разразившейся первой мировой войны. Сначала Арье Лейб служил кантором общины Кегилат Йешурун в Нью-Йорке, а затем в Детройте, в бостонской «Хадерет Исраэль» и Толедо, штат Огайо.
Арье Лейб Рутман скончался в Нью-Йорке в 1935.
Настоящий «беспримесный» кантор, блестящий знаток еврейской литургии, языка и поговорок, обладатель мягкого гибкого тенора, замечательный импровизатор Рутман не сумел получить должного признания в Америке. Виной этому, видимо, послужили его эксцентричность и непредсказуемость.
В памяти современников Арье Лейб Рутман остался «Кантором канторов» и основателем собственной, в прямом и переносном смысле, канторской школы, выпускников которой называли «рутманистами».
В Кременчуге был популярен кантор Гурари Самарий (Шмарьягу) Носсонович. До революции гастролировал по всей стране, а также пел в Италии. Он обладал тонким и приятным драматическим тенором. В Главной хоральной синагоге Кременчуга Гурари собирал сотни желающих послушать его божественное пение. Фамилия говорит о том, что Самарий Носсонович мог являться родственником крупных табачных магнатов по фамилии Гурари, державших в нашем городе фабрики и еврейские религиозные заведения. Газета «Приднепровский голос», в 1913 году опубликовала заметку о канторе С.Н. Гурари.
В городе Кременчуге служили два раввина, два известных хасида и знатока Торы.
Один — рав Йосеф Тумаркин, глава хасидов Хабада, а другой — рав Исроэль-Яаков Явец, руководитель чернобыльских хасидов. Однажды, когда перед ними встала задача разрешить сложный и запутанный галахический спор, их попросили ввести в раввинатский суд третьего судью. Выбор пал на раби Йегошуа из Любара по прозвищу хариф («острый»), известного знатока Торы, приверженца цадика рабби Исроэля из Ружина. Дебаты затянулись, и три раввина провели несколько заседаний, которые продолжались по несколько дней. Все это время рав Йегошуа находился в Кременчуге.
Однажды несколько молодых хасидов собрались вокруг него, горя желанием приобщиться к его мудрости. Во время этой беседы рав Йегошуа поведал о том, как он обратился к хасидизму:
— Я рос и воспитывался в мире Торы, но к хасидизму не имел никакого отношения. Во всей нашей округе не было даже ни одной хасидской синагоги. Я посвятил всего себя изучению Торы, в котором нашел полное удовлетворение для своей души. Все, что связано с хасидизмом и хасидами, меня вообще не касалось…
Однажды к нам в иешиву приехал богатый еврей, талмид-хахам, который искал жениха для своей дочери. Руководитель иешивы порекомендовал ему меня, и дело закончилось помолвкой. После свадьбы я переехал жить и учиться к своему тестю. В это время
я вдруг остро ощутил необходимость в изучении некоторых частей Торы, которые мне были менее известны: комментарии на Тору, менее популярные, чем Раши, Талмуд, Рамбам, «Шулхан Арух» и комментарии к нему. К этому я добавил еще изучение книги «Зоар».
Мой тесть, который время от времени дискутировал со мной по вопросам Торы, был одним из хасидов ребе из Ружина. Он часто предлагал мне поехать с ним к цадику, но я отказывался. «Какое я имею отношение к хасидским обычаям?» — думал я про себя. Я также боялся, что эта поездка станет для меня битуль Тора (пренебрежением изучением Торы). Но мой тесть не отчаивался и не переставал уговаривать меня. «Если ты только раз увидишь истинного праведника, то поймешь, что твоя душа была в ловушке и не видела света», — говорил он мне. Однако, я не чувствовал, что мне чего-то не хватает и отказывался ехать.
Как-то после очередной просьбы его слова достигли своей цели, и я согласился сопровождать его в следующей поездке к ребе. Конечно, это известие порадовало сердце моего тестя, я же, тем не менее, решил, что это будет не простое сопровождение. Так как с недавних пор меня беспокоил один сложный вопрос — противоречие в толкованиях понятий недер (обет) и швуа (клятва), которое я обнаружил между Талмудом (трактат «Недарим», 16б) и книгой «Зоар» (Шмот, 115б), — я решил спросить об этом цадика. Точнее, я решил ничего не спрашивать, чтобы посмотреть, узнает ли ребе сам мой вопрос и даст мне объяснение, даже если я ему ничего не скажу. Так я проверю, действительно ли праведник обладает пророческим даром…
Когда мы добрались до бейт-мидраша ребе из Ружина, там было уже много хасидов, которые приехали издалека. Ребе сидел в центре стола и обводил взглядом собравшихся. Вдруг он заметил старого почтенного хасида по имени реб Лейб, и предложил ему сесть справа от себя. После того, как хасид пересел, рабби обратился к нему: «Ну, что ж, «нас» не считают учеными, даже если мы за месяц пройдем весь Талмуд. И моего святого деда, великого Магида из Межерича, о величии гения которого знали все, однажды пытался проверить один литвак. Он пришел в бейт-мидраш Магида и хотел, чтобы тот раскрыл его тайные мысли. Как только он подошел к моему деду, Магид начал говорить: «Есть здесь один еврей-литвак, у которого возникли огромные трудности в связи с трактовками различия между обетом и клятвой, которые дает Талмуд в трактате «Недарим» и книга «Зоар» в комментарии на главу «Мишпатим»…»
В этот момент у меня закружилась голова. Мне стало совершенно ясно, что рабби прочитал мои мысли, хотя все это время ни
разу не обратился ко мне, и даже не посмотрел в мою сторону! Цадик же продолжал и сказал, что он не будет приводить сейчас ответ своего деда литваку, и начал подробно объяснять свой ответ, который основывался на словах Талмуда в трактате «Бава меция» в отношении спора между Б-гом и Небесной иешивой. Закончив объяснять все это реб Лейбу, который сидел рядом, праведник вдруг повернулся ко мне и с просветленным лицом спросил: «Ну, молодой человек, вы будете хасидом?» И он передал мне свою трубку, чтобы я раскурил ее для него, что считается одним из самых больших знаков приближения у хасидов…
С тех пор, — закончил рабби Йегошуа свою историю, — я был искренне привязан к праведнику. Я чувствовал, что каждая поездка к нему не только не приводит меня к битуль Тора, но наоборот — чрезвычайно способствует изучению Торы, развитию в моей душе любви к Вс-вышнему и трепета перед Небесами!
До революции, синагогальным хором в Кременчуге руководил Авремл Оренштейн, на органе играл К.Оксигендлер.
Оксенгендлер Элькон /Конон /Элькуна/ Хаимович (1890 – 1966 гг.) — уроженец города Николаева, выпускник Санкт-Петербургской консерватории 1913 г., композитор, педагог. В Николаеве Э.Х.Оксенгендлер был дирижером оркестра, некоторое время работал в Хоральной синагоге г.Кременчуга органистом. В 1941 г., в связи с началом войны, эвакуировался с женой в Казахстан, г.Кзыл-Орда (в 1997 г. город переименован в Кызылорда). В войне 1941 – 1945 гг. потерял троих детей (Григория, Далилу и Давида). В Николаев Э.Х.Оксенгендлер не вернулся. В Кзыл-Орде работал учителем музыки в музыкальной школе. Умер в 1966 г.
Авремеле Оренштейн являлся одним из самых старых евреев в Нью-Йорке, ему перевалило далеко за 100. Несмотря на преклонный возраст, Оренштейн, кантор по профессии, имел отличную память и читал газеты на идиш каждый день.
Родился А. Оренштейн в 1853 году, в местечке Ямполь, на Украине. Служил руководителем хора в Кременчугской Хоральной синагоге, как мы уже сказали выше. Он приехал в Америку в 1906 году, спасаясь от погромов. У кантора А.Оренштейна три сына, три дочери, двадцать семь внуков, двадцать один правнук и восемь пра-правнуков.
Расскажу о человеке, не упомянуть о котором — было бы непростительной ошибкой.
Старый, ветхий тфиллин свой кременчужанин, фронтовик, ветеран войны Наум Гофман хранил в потертом бархатном мешочке. Молитву проговаривал быстро, скороговоркой и, почему-то, всегда плевался. Плевался, а потом долго утирался платком, сморкался. Это был целый ритуал. Головная коробочка у него всегда оказывалась где-то на макушке, а ручной тфилн он часто накладывал поверх рукава рубахи. Маленький карманный сидур Гофмана был до такой степени истрёпан, что, казалось, в нем не ивритские буквы, а древняя шумерская клинопись. Он часто моргал, «блымал» глазами. Это явилось результатом контузии и ранения. Реб Наум пел на похоронах, его приглашали читать кадиш. Он учил кременчугских евреев, послевоенное поколение, ассимиллированное, оторванное от корней, многому, — этот маленький, невзрачный на вид старичок. Учил по-своему, по-простому, как мог. И вложил в это душу, всего себя.
Копельниковых вы, почтеннейший, не знали? Не менее интересным будет поведать историю этой семьи.
Буня Яковлевна Копельникова (умерла в 1951 году, в возрасте 88 лет, похоронена в Тернополе на Микулинецком кладбище), из-за болезни, долгие годы с трудом передвигалась на костылях, из дома не выходила и в теплое время любила сидеть на балконе. У Буни жизнь сложилась нелегко. Её мать умерла, когда она была совсем малышкой, и ее отец — Яков женился на другой, которая была настоящей мачехой, деспотичной и своенравной и, когда появились мачехины дети, жизнь не родных ей детей стала невыносимой. Буня с раннего детства выполняла самую тяжелую работу и была нянькой для малышей. Девичья фамилия Буни — Уховская.
Родные дети мачехи получили образование и хорошо устроились, а сиротам пришлось без поддержки пробиваться в жизни. Буня, поэтому, рано вышла замуж за Иосифа и у них родилось 11 детей. Это была ортодоксальная еврейская семья.
Маня (Мария) была самой младшей. Со временем двое детей умерли.
Самый старший сын — Исаак Капельников, рано покинул отчий дом и, в звании майора служил на границе, в Белостоке, политруком. Женился на славянке и у них родилась дочь — Наталия. Сколько не пыталась после войны хоть что-то узнать об Исааке — безнадежно. Еврей, да еще и политрук. Не думаю, что война их пощадила.
Другой сын — Рувим Капельников, вместе с женой и двумя детьми — сыном и дочерью, которые учились в вузах Харькова, были уничтожены нацистами во время войны, вместе со всем еврейским населением города Евпатории. По рассказам очевидцев их согнали в бараки и сожгли.
Судьба еще одного сына — Григория долгое время оставалась неизвестной. Недавно, благодаря израильскому музею «Яд Вашем», удалось выяснить, что он погиб на фронте (все сведения о Капельниковых находятся в архивах мемориала, в Иерусалиме).
О том, что Израиль Иосифович служил в Императорской царской армии, был инвалидом Империалистической войны, в семье кременчужан Копельниковых всегда упоминали вскользь. Боялись.
По рассказам близких, Израиль был забран на военную службу приблизительно в возрасте 20 лет: оторван от семьи и дома, верой и правдой служил «царю и отечеству». Участвовал во многих сражениях, битвах с германцами, в 1914 году, в ожесточенном бою, на фронте, потерял два пальца на руке.
За мужество и храбрость был награждён Георгиевским крестом и медалями.
Христианскую веру не принял принципиально, до конца дней оставаясь верен еврейской традиции. Офицерского чина не сподобившись, так и пребывал простым солдатом.
Награды тщательно хранились завернутыми в зелёный бархатный плат.
Израиль любил чай, и до конца жизни вкушал сей напиток с сахаром вприкуску. Это осталось у него со времен службы в царской армии. В России чай пили в двух вариантах: вприкуску и внакладку. Самый распространенный — вприкуску или «через сахар». Для этого требовался осколок «белого камня». Сахарная голова раскалывалась на большие куски. Специальными сахарными щипцами эти куски разделялись не мелкие кусочки. Сахар был не рафинированным, очень плотным по консистенции, поэтому по твердости напоминал камень. Да и растворялся он даже в горячей воде достаточно медленно. Для питья чая вприкуску небольшой «каменный» кусочек сахара зажимали передними зубами и через него протягивали горячий чай. Он омывал кусочек и оставлял во рту легкий сладкий, не приторный вкусовой послед. С современным рафинированным сахаром такой «фокус» не удастся.Второй способ питья чая — внакладку, рассиропливание, растворение кусочка сахарной головы или, что более редко, сахарного песка в чае. В любом случае, для аристократов это была альтернатива чаю вприкуску. В Сибири, как и во всей Российской Империи, пили чай по обыкновению вприкуску.
Характера Израиль Копельников был жесткого, нрава твердого, бескомпромиссного, но благородные черты в нем выдавались. Армейская выправка неизменно обнаруживала в нем человека, многое прошедшего и повидавшего.
Он знал массу песен, с удовольствием напевал на идише и украинском, иногда брал в руки гитару и бренчал на фортепиано. Забавно получалось, если учесть, что на руке отсутствовали два пальца.
Своих детей у супругов Копельниковых не было, и всю свою любовь они отдавали племянникам и внукам.
Два родных брата Копельниковых — Израиль и Наум женились на двух родных сестрах — Гольдштейн. Израиль заключил брак со старшей — Соней, а Наум сочетался с младшей — Феней.
Следует сказать, что Гольдштейн — весьма именитая и почтенная ашкеназская фамилия.
Чигиринский рав р. Нахман Гольдштейн (1825–1894), выдающийся талмудист, автор подробнейших комментариев к главным трудам рабби Нахмана из Брацлава.
В его книгах — «Парпараот ле хохма» и «Учении Бааль-Шем-Това согласно трудам его учеников» — собраны выдержки из комментариев, высказываний и уроков хасидских цадиков, кратко, но вместе с тем и достаточно ясно, излагающие основные идеи, общие для всех хасидских движений. Данный труд — своего рода энциклопедия хасидской мудрости.
Реб Нахман Гольдштейн был образованным и мудрым человеком, грамотным, компетентным и уважаемым раввином. Являясь, на первых порах, не большим сторонником брацлавских хасидов, после знакомства с учением цадика Нахмана, рав Гольдштейн навсегда сделался его гарячим приверженцем и одним из самых уважаемых наставников брацлавских хасидов.
Евреи, любя, называли своего раби — «Чиринер Ров».
У Чигиринского раввина был непререкаемый авторитет. Его знали далеко за пределами Украины. Знаток Торы и Священного Писания, человек рассудительный и мудрый, мастерски владевший словом, прекрасно изъяснявшийся и писавший, кроме идиша и иврита, на многих других языках, инициативный и деятельный. Он принимал участие в строительстве синагог, организации хедеров, готов был поддержать любого человека, независимо от его происхождения и социального статуса.
В 1869 году «Чиринер Рав» посетил Землю Израиля, с ним прибыл тогда реб Абеле Рабинович и еще один богатый еврей из Кременчуга. Тогда в Иерусалиме, в Старом городе, была всего одна хасидская синагога Нисана Бека (ее еще называли «Тифэрэт Исраэль»). Полуразрушеная, стояла она без купола, не хватало денег на перекрытие. Рабинович заявил, что дает деньги на достройку и приобретает за это два окна и места в этой синагоге. Чигиринский рав добавил значительную сумму. И поэтому в синагоге той два окна и три скамьи возле них принадлежали уважаемым хасидам из Чигирина и Кременчуга. Там брацлавские хасиды и молились, пока в 1904 году не обустроили в Старом городе свою первую синагогу.
Сын рава Гольдштейна — Хаим похоронен в Кременчуге. Об этом упоминается в книге «Сиах сарфей кодеш»:
«Рав Хаим, сын рава Нахмана Гольдштейна, похоронен в Кременчуге, куда он бежал из Чигирина вместе с другими беженцами во время Второй Мировой войны» (Сиах сарфей кодеш. Бреслев, т.4; гл. 630). Это известно, также, со слов его товарища, старейшины брацлавских хасидов прошлого поколения — рава Леви-Ицхака Бендера.
Рав Нахман Гольдштейн покоится на старом кладбище Чигирина. Много десятков лет могила уважаемого раввина — светоча и гордости города, находилась в полном запустении и забвении, её не удавалось отыскать. Лишь несколько лет назад, благодаря потомкам ребе, еврейским активистам из многих стран мира, удалось найти и привести захоронение в порядок, восстановить памятник и надгробие. Там же, в Чигирине, покоятся р. Залман, сын р. Нахмана; р. Нахман, сын р. Эфраима; р.Гершел Любарский — внуки р. Нахмана из Брацлава, а также известные еврейские мудрецы р. Давид-шойхет и его сын р. Нахман, р. Зушегат, р. Мойше-Эфраим, сын р.Натана Штернгарца, р. Песах Заславский, р. Авраам Эйвин, р. Борух Эфраим, автор книги «Би-Бей а Нахаль».
Когда-то на черкасской и полтавской земле кипела еврейская жизнь, жили там большие цадики, праведники и мудрецы, ремесленники всех мастей. На Черкасской земле похоронены пять праведников: в Умани — рабби Нахман, в Шполе — рабби Иегуда Арье Лейб — Шполянер Зейде (Дедушка из Шполы), в Ротмистровке — рабби Йоханан Тверский, в Тальном — рабби Довид Тверский, в Черкассах — реб Яаков Тверский.
В Кременчугской земле покоятся: раби Лейб из Дубровны; его сын — Ицхак Айзик и его жена — Сара — дочь цадика Нахмана из Браслава; последователи и ученики раби Нахмана: раби Хайкель — кантор, провидец и чудотворец; раби Шмуэль — сын раби Абы; раби Аарон Заславский, который был зятем раби Нахмана из Браслава и внуком основателя движения ХАБАД раби Шнеура Залмана из Ляд («Алтер Ребе»), и его жена — Хая — младшая дочь раби Нахмана; раби Буня Шпибиковский; раби Хаим — сын раби Нахмана из Чигирина, и другие достойные, святые и праведные души.
Израиль Копельников и его жена — Соня, во времена НЭПа держали в городе табачную лавку, где многие кременчужане любили покупать табачок и махорку, и варили мыло.
О Якове Копельникове известно мало. Он был очень строг с детьми, требовал порядка в доме и соблюдения традиций. В тяжелые голодные времена он уехал за продовольствием, заболел тифом и умер. Место его захоронения не известно.
В Киеве жил родной по отцу брат Буни Копельниковой — Лёва. Он рассказывал, что Буня «была очень работящей и селяне ее очень любили». Конечно, вдова с кучей ребятишек, к тому же приучена с детства к труду.
Уховские, Копельниковы родом откуда — то из Елисаветградской или Полтавской губернии. Я знаю точно два города в которых они проживали : Александрия, Крюков (Крюков-на-Днепре).
Умер Израиль Иосифович Капельников – участник Империалистической войны, инвалид, георгиевский кавалер, нэпман — 26 тишрея 5737 г. по еврейскому исчислению (20.10.1976 г.), похоронен на еврейском участке Старореевского кладбища.
До сих пор старожилы-кременчужане, пожилые люди с теплотой вспоминают чуткую и отзывчивую женщину, директора продовольственного магазина № 20 в Кременчуге — Феню Яковлевну Гольдштейн, посвятившую торговле всю свою жизнь.
Заведующая продмага № 20 (65) Феня Яковлевна Гольдштейн родилась 27 августа 1908 года, в местечке Желтое, Верхнеднепровского уезда Екатеринославской губернии, в многодетной еврейской семье.
Детство Фени Яковлевны было омрачено гибелью любимого отца и братьев, погибших в еврейском погроме.
Банда погромщиков нагрянула в Желтое в 1919 году. Евреев, которых поймали бандиты, они увели в степь и, выстроив у края рва, расстреляли, либо зарубили шашками – в том числе убили и братьев Фени Яковлевны — 20-летнего Абрама, 16-летнего Шлёму и отца — Якова. Других детей — 11-летнюю Феню, ее сестру Соню и брата их — Бориса, спрятала мать — Эстер Абрамовна. Так они выжили.
С детства Феня отличалась ярким умом и рассудительностью. Она легко освоила математику и другие предметы, окончив всего несколько классов еврейской школы. Знание математики и умение быстро считать, складывая, вычитая, прибавляя и умножая в уме огромные суммы, пригодилось Фене Яковлевне в её дальнейшей трудовой деятельности.
В браке с Наумом Иосифовичем Копельниковым, в марте 1928 года у них родилась единственная дочь – Алла. Семья некоторое время жила в Куцеволовке, где трудился Наум Иосифович, затем перебралась в Кременчуг.
В годы Великой Отечественной войны семья жила в эвакуации на Урале, в г. Богдановичи, Свердловской обл., где Феня Яковлевна трудилась на оборонных предприятиях. После войны снова вернулись в Кременчуг, где принялись налаживать послевоенную жизнь.
С продовольствием, в те тяжелые годы, было трудно, магазинов в городе практически не было. Феня Яковлевна и Наум Иосифович принимаются за организацию продмага, они набирают людей и формируют сильную и сплоченную команду единомышленников. Практически, коллегами и соратниками Фени Яковлевны были кременчужане, возвратившиеся с фронта, из эвакуации, люди, которые выжили после кошмаров концлагерей и гетто. Они-то, по сути, и наладили в городе продовольственную торговлю. Это и фронтовики-орденоносцы, работавшие в 20 магазине мясниками — братья Борис и Арон Бердичевские, и работники тыла — продавщицы Шура (Сара) Райгородская, и маленькая хрупкая Тамара, и бухгалтера — Вера Львовна Яровинская и Мария Ивановна, кладовщицы Ида и Муся, грузчик — Юра (Юда), и электрик Иосиф Пилявский, и посыльная Нонна Волокушина.
Магазин располагался на углу улиц Пролетарской и 1905 года, в старом одноэтажном здании. При магазине был большой хозяйственный двор со складами, холодильниками, подвалами и многочисленными подсобными помещениями.
С начала 50-х годов двадцатый продмаг считался самым образцовым магазином в городе. Там можно было купить всё — от простого рогалика и кильки до балыка и бутылки шампанского.
Нередко за прилавок становилась сама директор — неутомимая Феня Яковлевна.
Она пользовалась в коллективе непререкаемым авторитетом и большим уважением. Сотрудники любили Феню Яковлевну, отношения в коллективе были самые теплые и доверительные, можно сказать семейные.
Нередко директриса наставляла молодых сотрудниц, как любящая и заботливая мать, а когда девочки выходили замуж, свадебные кортежи часто заезжали во двор магазина за благословением Фени Яковлевны.
В 70-е, «застойные» годы, легендарный 20 магазин обслуживал чиновников из исполкома, сотрудников милиции и КГБ. И всегда на высоком образцовом уровне. Никогда и ни у кого не возникало никаких придирок.
Всё работало чётко, как часы! Не было тогда компьютеров, не было калькуляторов и мобилок, Феня Яковлевна и бухгалтера, считали на простеньких счетах, оставаясь в магазине допоздна, часто возвращаясь домой далеко за полночь.
Вся жизнь Фени Яковлевны Гольдштейн и её соратников — бескорыстная помощь кременчужанам.
Феня Яковлевна проработала в торговле до 77 лет, и по состоянию здоровья вынуждена была оставить любимое дело, которому отдала всю себя без остатка. Умерла Феня Яковлевна 20 мая 1986 года. Похоронена на Старореевском кладбище Кременчуга.
В конце 80-х здание магазина и прилегающие дома были снесены. Сегодня на этом месте возвышаются девятиэтажки, и ничто уже не напоминает о том времени.
Анна и Борис Черток жили в Кременчуге, на углу улиц Красина и Пролетарской, за хоздвором продмага № 20. Зеленый небольшой дворик, за забором, белый неказистый дом на несколько семей. Я, бывало, забегал к Черткам, и Аня, полная, грузная еврейка, кормила меня борщом «на кефире» (так она называла свое «кулинарное чудо»).
Помню, у неё всегда было много кошек, она их тоже кормила. Они к ней сбегались со всех окрестных дворов, как на миньян в синагогу. Окна гостиной комнаты выходили на угол улиц, напротив располагалось здание автошколы. Часто на перекрестке случались ДТП, а, бывало, у троллейбуса, на повороте, «рога» сорвутся. Все с интересом бегали смотреть, а Аня наблюдала в окно. Муж её – фронтовик, ветеран войны — Борис — худощавый суховатый еврей с большими оттопыренными ушами, казался на фоне «большой жены» тростинкой. Он был молчалив, его часто не было дома. Чем он промышлял — не знаю.
Чертки гордились своей внучкой, окончившей институт – переводчицей и преподавательницей английского и, кажется, французского. Аня так много о «шейнэ красавицэ» говорила, что, казалось, она скоро сама заговорит по-французски. Внучка была не замужем, как говорят, засиделась в девах (слышал, что потом она, все же, вышла замуж, и у неё сын) .
Помню старое раритетное радио, которое постоянно болтало, и радиолу, которая была у Чертков, большой круглый стол, покрытый скатертью, в середине комнаты, а еще солидный самовар. И фарфоровых слоников на буфете.
Помню портрет Шолом Алейхема в рамке.
«Баба Аня», как звали её соседи, говорила на идиш, знала массу еврейских песен, шуток-прибауток. Мы часами могли болтать с ней. Она была доброй, открытой, с широкой улыбкой – настоящая еврейская бобеню.
Соседями Чертков была молодая нееврейская пара. Кажется, у них только что родился ребенок. Они часто ссорились, муж пил, распускал руки, и баба Аня нередко выступала примирителем. Ей это идеально удавалось. Мир в семье молодых восстанавливался на некоторое время.
Это были далекие 70-е прошлого ХХ века. Сегодня нет Чертков, нет дома, нет двора, не осталось евреев. Все течет, все меняется. Еврейский Кременчуг, говорящий на идиш, канул в прошлое.
И только память жива, и память говорит…
«Кладбищенской девой», в Кременчуге, называли Катю Безродную. Казалось, она на еврейском кладбище жила. Всегда знала, кого хоронят, когда, сколько это стоит и какую сумму заплатили за отпевание. Она всегда и везде успевала. Впереди траурной процессии — баба Катя, на поминках — баба Катя. Бутылки собрать — баба Катя, со стола сгрести — опять баба Катя. Кости перемыть, посудачить, схитрить, посплетничать — баба Катя. Умерла в полном одиночестве и нищете. А потом, вдруг, на могиле обнаружился довольно хороший, добротный памятник. Хорошая была, душевная.
Рахиль Винецкую можно смело назвать кременчугской Раневской. Отчебучивала штучки — похлеще Фаины Георгиевны. Во дворе «125 — квартирного» дома, где жила, она слыла грозой. Рахиль боялись все. И, одновременно, уважали. Скажет — как обрезание сделает. Ах, вам болит, вы корчитесь, корежитесь?! Значит — в цель, по самое не хочу. Матерая, прожженная, обветренная всеми ветрами. Одесса отдыхает. Ша! Баба Рахилька делает жизнь в Кременчуге! Вы ей слово — она вам десять, вы ей фразу — она вам абзацы с параграфами — на смачном маме-лошн. Это-таки был идиш. Не в одном словаре не прописаны такие фразы и выражения. Вы услышите этот гармыдер только из уст бабы Рохи, только из её беззубого рта вылетают такие «перлы». Маме-лошн от тёти Рахильки! А что это был за двор, дворик «125-квартирного»! Сталинский дом, постройки 50-х. Высокая арка вела во двор с улицы Гагарина, фонтанчик во дворе, агитплощадка. Белье на веревках, домино и нарды за столиками, а по вечерам — мило воркующие, обнимающиеся и целующиеся на лавочках парочки. Еврейский дворик.
— Тётя Рахиль, почему после вас в ванной на полу так много воды?
— После меня — хоть что-то есть. А после вас — что будет? Штык фун дрэк!
Не женщина — монолит. Рухл Винецкая из Кременчуга.
Мы достаточно отвлеклись. Вы просили рассказать вам за религию, за синагогу. Вы не проголодались? Так слушайте же, молодой человек, дальше.
— В послевоенные годы Большой Хоральной синагоги в Кременчуге уже не было, в 1943 она перестала существовать, здание было разрушено, в «малой», располагавшейся рядом, на улице Квартальной, сначала разместили суконную фабрику, затем курсы бухгалтеров. Следует отметить, что еще в 30-х синагоги и церкви стали закрывать, превращать в клубы и дома пионеров. Так произошло с синагогой Рабиновича, на улице Чапаева, — её отдали школьникам. В Хоральной синагоге, в 1936 г. расположился краеведческий музей, в синагоге Юровского, на Воровского — какой-то склад.
Борьба с «религиозным дурманом и мракобесием» приобретала поистине маразматические формы.
Кременчугские евреи собирались на молитвы в доме Фроима Вергуновского, на улице Свердлова, 50, в полуподвальном помещении. Здесь же, тайно, по ночам, выпекали мацу, а затем, спрятав в наволочки, на такси развозили евреям. Фроим Абрамович Вергуновский занимался в городе продажей чугунной и глиняной посуды, маленькие магазинчики располагались возле железнодорожного вокзала, на переезде. В середине 80-х они были снесены. В доме на Свердлова проживал и шойхет — Лейзер Александровский, а когда нужно было совершить обряд брит мила, специально, приглашали моэля из другого города.
В то непростое время КГБ и парторганы проводили частые рейды и проверки, внедряли своих эмисаров в еврейскую среду, осуществляли контроль. Здесь — «сионисты», там «отказники» с диссидентами. Это — нельзя, то — не позволено! Реб Фроиму, его дочери Басшеве, зятю — Киве, внукам — Фиме и Софе требовалось недюженное терпение, сила духа и выдержка, чтобы противостоять сильнейшему давлению безбожной власти. И искра еврейства в нашем городе не угасла.
После ухода из этого мира реб Фроима его дело продолжил портной — Аврум Калманович Циперштейн. В 70-х этот набожный и богобоязненный человек стал собирать евреев на молитву у себя в квартите, на втором этаже пятиэтажного дома, прямо под боком горотдела милиции. В «застойные» годы к религии в СССР по-прежнему было отрицательное отношение.
Старики собирались, в основном, по субботам, а в праздники маленькая двухкомнатная квартирка была заполнена до отказа. Циперштейнам тоже доставалось от ГБ: постоянные слежки, вскрытые посылки и письма, прослушивания телефонных разговоров, допросы и объяснения в соответствующих инстанциях. Прошло время, канули годы. Эти люди были первыми. Их уже нет среди нас, но как мечтали они видеть возрождение еврейства. Как хочется вспомнить всех их поименно: Аврум Циперштейн, Наум Гофман, Борис Державец, Михаил Штейн, Яков Бродский, Феня Ниренберг, Бетя Вергуновская, Дора Бизи и многие другие. Не забудьте их — они были до вас, они были первыми!
Мы многое, с Б-жьей помощью, пережили. И многое еще переживем. «Мир — очень узкий мост, но, главное — не бояться». Так говорил цадик Нахман из Брацлава. Вы, правда, не устали? Дигэрст же, таерэ.
28 ноября 1991 г. в Кременчуге, после долгих лет запретов и преследований, была, наконец-то, зарегистрирована еврейская религиозная община, ставшая третьей среди возрождавшихся еврейских общин Украины. Первым её руководителем был Ростислав Циперштейн, впоследствии отошедший от деятельности. Вскоре возникло общество «Лехаим», возглавляемое Анатолием Петровецким», и общество «Шалом», под руководством Михаила Шеймана. Но, обо всём попорядку, «леат», как говорят израильтяне.
Позволю себе отвлечься. Расскажу об одном человеке.
Александр Михайлович Гулькин появился в Кременчугском городском обществе еврейской культуры «Лехаим» как-то вдруг. Бывший КГБшник, майор в запасе, как он говорил, Гулькин сразу взял бразды правления в свои руки. Жесткий, скандальный и упрямый диабетик и сердечник, он рьяно принялся за организацию религиозной общины, ничего толком не смысля, и не имея ясного представления о еврейской традиции. Отъявленный коммунист, он пытался навязать свои идеалы и извращенные представления и членам общины. Он называл себя «кантором» и «хазаном», пытался вести молитвы и, зачастую, это превращалось в откровенный маразм. Помню, как он кричал на евреев, если что-то не нравилось ему, если что-то было не по нему. Раздражался, кипятился и краснел. Отчебучивал колкости. Ивритом он не владел, идиш не знал, читал молитвы на русском, как считал нужным.
Евреи молились тогда в холодном неотапливаемом помещении пригородной автостанции, которое любезно предоставили общине. Гулькин пытался петь, выводить коленца. Творец не наделил Александра Михайловича голосом, и это выглядело до боли смешно и наивно. Но, он всячески старался обратить на себя внимание, подчеркнуть свою важность и значимость.
Уважали ли евреи Гулькина, любили ли? Не знаю. Я относился к нему с жалостью, понимал, что он безнадежно болен, и связь с Б-гом оставалась для него последней надеждой и утешением.
В конце 90-х А.М.Гулькин, с женой и дочерью, репатриировался в Израиль. Он сидел в инвалидной коляске, на одной из улочек Хайфы, и просил милостыню. У него не было обеих ног, перед отъездом в Израиль ампутировали. Диабет сжирал Гулькина. Он жаловался, что оказался никому не нужен в Земле Обетованной. Иногда его возили в синагогу, но, большую часть времени «кантор» Гулькин оставался предоставлен сам себе.
Тосковал по Кременчугу и часто молился, как мог.
Умер в Израиле. Он был мужественным и твердым человеком. Зихроно ливраха.
В 1989 году, три молодых еврея из Кременчуга — Борис (Барух) Бабилуа (Бавли), Владислав (Авраам) Баран и Вадик (Давид) Рудман поехали учиться в киевскую иешиву. Иешива была ХАБАДская, размещалась в сыром полутемном подвале синагоги, на ул. Щекавицкой, на Подоле. Иешиву эту содержал рав Берл Карасик. А на верху учились ребята не хабадники (кажется представители карлин-столинского направления). У них был грамотный и толковый, строгий меламед, который чрезвычайно интересно всё рассказывал и объяснял. Я не знаю, к сожалению, его имени. Раввином был Янкель Дов Блайх.
Занимались по 13 часов, при свете одной единственной лампочки. Хабадских как-то не особо праздновали, и потому частенько насмехались. Жили втроем в квартирке, которую снимало для ешибохеров руководство ешивы, в районе Контрактовой площади. С ребятами занимался киевлянин Зеев Алексеев, хороший, очень религиозный и б-гобоязненный парень. Он был намного старше, разведенный человек. Тогда ХАБАД не имел своей синагоги, и боролся за здание старой синагоги Бродского, на ул. Шота Руставели, в котором, в то время, размещался кукольный театр. Все учились и молились тогда в одной синагоге, на Щекавицкой.
Рядом с синагогой, в невзрачном здании, находилась еврейская школа. При синагоге была кошерная столовая. Нужно было подниматься по узкой, неудобной лестнице, чтобы со двора попасть в столовую. Шалиахом ХАБАДа был Мордехай Шейнер, который учил с мальчиками Тору.
Учащихся в хабадской ешиве было немного, а вот в ешиве Блайха — значительно больше. Потом многие отправились учиться в Израиль и США. Зимой преподаватели-израильтяне уезжали, ребята оставались одни, предоставленные сами себе, без денег, без еды. Но, не скучали, не отчаивались. Учились, занимались, а, бывало, и дурака валяли.
Сколько времени прошло, сколько воды утекло…
Пытались разыскать Зеева Алексеева, но безуспешно. Знаю, что Мордехай Шейнер стал раввином, посланником Любавичского ребе в Биробиджане. Владик Баран и Вадим Рудман сегодня проживают в Израиле.
Реб Алтер, вдруг, запнулся, и, глядя куда-то ввысь, неожиданно засмеялся.
— Алэ соним ойф цулохэс! Назло всем врагам! Мы живы, народ наш жив! И мы — здесь! Мы всегда будем здесь. И вот вы, да пошлет Вс-вышний здравия и благополучия на долгие годы, сейчас сидите и слушаете мой затянувшийся рассказ, и вам интересно, и вы никуда не торопитесь. Ради этого стоит-таки жить! Удивляются наши враги:
«Евреи, вы еще здесь? Егудим, атэм адайн кан? Нохемке, ду бист нох ду? Ведь мы так старались вас уничтожить…». Да, мы здесь! В этом секрет нашей воли и нашей веры!
Хотите совет? Его дал мне однажды мой ленинградский друг, светлой памяти, — Миля Барг. И старик, придвинувшись поближе, шепчет мне в ухо:
— За столом о делах не думай – всё проешь. Во сне тоже о делах не думай – всё проспишь. В туалете вообще ни о чём не думай.
В наших книгах сказано, что мир спасётся тридцатью шестью скрытыми праведниками — ламедвавниками. Может, таким скрытым цадиком и был Миля. Удивительный это был человек, он любил Б-га, любил людей. А люди любили этого маленького, сутулого, скрюченного человечка, тянулись к нему, евреи всегда ждали от него мудрый совет. Он наставлял через хохму, через шутку и притчу, нередко чудачествовал. Он многое пережил: блокаду, беды и лишения, гибель близких людей, и эта чудоковатость помогала ему в жизненных ситуациях. Реб Миля жил на улице Лёни Голикова. Он её называл – улица Лёни Алкоголика. А что, говорил, вполне приличное название, есть гораздо хуже: «Рабфаковский переулок» или «улица имени болезни Боткина».
Распространяя в народе братскую любовь к каждому человеку, мы вышибаем саму основу изгнания, в котором находятся наши души, и убираем препятствия на пути к полному избавлению.
Смерть не спрашивает у покойника, есть ли у него саван. Уже многих добрых моих друзей и знакомых нет в этом мире. Они были достойными людьми и хорошими, во всех отношениях, евреями.
Вам нравятся песни на идиш? И старик начинает напевать незнакомую, но удивительно приятную еврейскую мелодию.
Да, сколько чудесных песен было создано на идиш. И, право, жаль, что всё это безвозвратно уходит в прошлое. Иврит, всё-таки, совсем другой язык. Да и народ, говорящий на иврите — совсем чуть-чуть не тот народ, что говорил и пел на идише. Не то, чтобы лучше, или хуже, упаси Б-г, — нет, просто другой. Хотя, может мне это таки кажется… Однако, кроме «Хаванагилы», ни одна песня на иврите не трогает сердце так, как это делают старые добрые еврейские местечковые песни. Вы согласны со мной? Такая вот правда…
В окошке узком догорела свечка.
И уж давно всё в запустеньи тут.
Мы родом — из еврейского местечка, —
Отсюда корни наших душ растут…
Если есть на свете то, чего на самом деле нет, так это таки еврейское счастье. Много веков подряд в поисках этого самого счастья еврей странствует от себя к себе же, из местечка в местечко, с единственной тоской, с единственной мечтой — обрести немножко этого самого еврейского счастья.
Вот, кажется мы с вами засиделись. Нужно помолиться минху, а потом маарив. Ну что ж, до встречи, мой друг. Не думал, что кого-то еще волнует еврейский Кременчуг, что кому-то, вообще, нужна вся эта история со статистикой. А гитэ нахт и зайн гезунт! Будьте мне здоровы!