Женжилова Анастасия Григорьевна — уроженка г. Кемерово, ветеран Великой Отечественной войны, участник боевых действий, участник кременчугского подполья в 1943 г. До войны работала мастером производственного обучения в Кемеровском ремесленном училище.
В конце 1941 г. написала заявление с просьбой направить на фронт добровольцем. В марте 1942 г. в Кузбассе завершилось формирование 303-й стрелковой дивизии. Все медицинские подразделения состояли почти исключительно из женщин. Анастасию Григорьевну зачислили санинструктором в взвод полевой конной разведки, поэтому, помимо изучения оружия, умение ползать по-пластунски, ей пришлось еще и научиться ездить верхом.
В июле 1942 г. дивизия была направлена на фронт, где А. Женжилова получила «боевое крещение ». В конце сентября был убит старшина санитарной роты, и Женжилову отозвали из разведки, назначив ее старшиной санроты 845 стрелкового полка. Конец войны встретила в столице Чехословакии — Праге. 12 мая 1945 часть, где служила А. Г. Женжилова, дошла до Берлина. На стене рейхстага Анастасия написала: «От Кемерова до Берлина ». В Кременчуге находилась с марта по сентябрь 1943. Воспоминания написаны в середине 1970-х годов.
… В начале 1943 года наши войска перешли в наступление. В районе Люботина наша дивизия столкнулась с сильным сопротивлением противника: фашисты сумели подтянуть свежие танковые части, и теперь уже нам приходилось отбиваться. 8 марта 1943 я получила для своего взвода новое обмундирование и дополнительный паек. Хотела сделать девушкам приятное, но не удалось. Во второй половине дня немцы потеснили наши части, пришлось отступать. Начальник санслужбы велел спрятать обмундирование в подвале, мол, через пару дней вернемся. Но отступление затянулось, весенняя непогода не давала войскам быстро передвигаться. Наша дивизия оказалась в окружении. Не знаю как, но в суматохе мне переехала ногу 76-ти миллиметровая пушка. Нога очень распухла, стало трудно ходить. На рассвете началась беспорядочная стрельба, меня ранило в поврежденную ногу.
Я отстала от пехоты. Услышала сзади грохот танков, решила, что это наши. Ну, думаю, вот и хорошо, возьмут меня. Подъехала танкетка. Смотрю, а на ней свастика! Немцы соскочили с танкетки, сорвали с меня шапку, выкрутили звездочку и, толкая прикладами, посадили на броню — там уже было несколько наших раненых бойцов.
Нас заперли в каком хлеву. На рассвете подогнали крытый брезентом грузовик. Кто не мог залезть в машину — того тащили обратно в сарай, потом мы услышали выстрелы …
Нас везли долго, без остановок. Наконец машина остановилась, нас выгрузили и выстроили. Перед строем стоял немецкий офицер. На чистом русском языке он
сообщил о порядках в концлагере: во-первых, бежать и не пытайтесь, отсюда не уйдешь; во-вторых, порядки в лагере строгие, за малейшее нарушение — расстрел. «А теперь шаг вперед те, кто сдался в плен добровольно, для них другие условия пребывания », — объявил немец.
Люди стояли молча.
— Ну что ж, посидите три дня голодными — найдутся и добровольцы, — злорадно улыбнулся офицер.
Прозвучала команда, и нас начали разводить по бараках. Ко мне подошел заключенный средних лет, похож на грузина.
— Что, голубушка, попалась? — Спросил он. — Я вижу, у тебя что-то с ногой. Старайся не хромать.
Но я не могла не хромать, боль была невыносимой. Тут подошли двое военнопленных, по знаку грузина положили меня на носилки и понесли куда-то — как
оказалось, в баню. Там приказали раздеться, облили холодной, как лед, водой и понесли в перевязочную. Появился грузин и сказал: «Называйте меня врачом. Он осмотрел мою ногу, сказал, что нет ничего страшного, ранения легкое, скоро все пройдет, и что мы находимся в Кременчуге.
Через два дня привезли еще одну группу военнопленных. Там было две женщины — моя землячка из Кемерово, лейтенант медслужбы нашей 303 дивизии Катя Соловьянова и младший лейтенант Лида Медведева с танковой бригады, уроженка Приморья. Я с Лидой сразу подружилась.
Концлагерь в Кременчуге (немцы называли его «шталаг») был обнесен в три ряда колючей проволокой, через каждые 50 метров стояли автоматчики.
Нас лишили свободы, элементарных человеческих прав, но убить веру в победу не смогли. Из каких источников часть военнопленных узнавала о положении на фронте. Да и немцы выдавали себя поведением. Если на отдельных участках фронта гитлеровцы имели успех, то часовые ходили весёлые, начинали играть на губных гармошках и даже готовили более-менее сносную еду для нас. Если же на фронтах фашисты терпели поражение, то охранники ходили по лагерю молча, злые, мрачные, били пленных без всякой причины. За лагерем были вырыты ямы, куда на рассвете специальные бригады из полицаев вывозили изуродованные трупы военнопленных. Иногда был слышно стон «Я еще жив», а предатели-полицаи отвечали: «Ничего, там подохнеш».
В июне — июле 1943 г. военнопленных ежедневно водили на работу — они грузили вагоны, которые отправлялись на запад. Мы поняли — приближается фронт.
Врач-грузин Лежава сказал мне: «Лагерь будут эвакуировать, и вы, женщины, — лишнее бремя. Вас могут расстрелять. Мы постараемся отправить тебя в городскую больницу, там помогут убежать. Надо сделать тебе операцию аппендицита. Я разрежу только верхние ткани и наложу швы».
Я согласилась. Но когда я уже лежала на столе в оборудованной под операционную комнате, зашел немецкий врач и сказал: «Оперируйте при мне» Так мне сделали без наркоза настоящую операцию. Потом оперировали Лиду Медведеву — ей сделали разрезы на плече, где застряли две пули.
После операции меня и Лиду перевезли в гражданскую больницу под наблюдение местной полиции.
В городской больнице Кременчуга была своя подпольная организация. Мы держали связь с Иваном Семеновичем Рудиным, кадровым офицером Черноморского флота. Городская больница была своего рода штабом по борьбе с фашистами, и мы всячески пытались помогать в этой борьбе: писали листовки, рассказывали больным и их родным о положении на фронтах, о неизбежной победе нашей армии.
В туберкулезном отделении, которого немцы боялись, часто скрывались военнопленные, подпольщики и даже партизанские разведчики.
Я поправлялась после операции, и нам с Лидой Медведевой готовили побег к партизанам. Но случилось неожиданное. 2 августа в нашу маленькую палату зашли пятеро фашистов в черной форме. Это были гестаповцы. Я спросила разрешения выйти в туалет, со мной пошли двое фашистов. К счастью, окно в туалете было открыто, я вылезла через него и побежала. Пусть, думаю, лучше застрелят, чем мучиться в застенках гестапо. А Лиду схватили. Впоследствии я получила от нее две маленькие записки. В одной она просила сообщить о ее судьбе родителям, а в другой было такое: «Милая Тасю, я очень рада, что тебе удалось бежать. Немцы решили, что мы очень важные разведчицы. Мне так тяжело терпеть пытки, сил уже нет. Кроме Р. (Рудин — А.Г.) ни с кем связь не налаживает. В больнице идут повальные аресты, говорят, что нас кто предал. Прощай. Лида.
Я скрывалась в семье Павла Даниловича и Екатерины Власьевны Шелест, которые жили на ул. Чапаева, 11. В этом доме жила также их дочь Валентина Павловна
Радченко с двумя сыновьями — Юрой и Вадимом, им было 10 и 12 лет. Эта семья, не боясь того, что их всех могут расстрелять, оказывала помощь беглецам-военнопленным: их кормили, переодевали, предоставляли убежище.
Однажды я сидела в погребе (крышка была отодвинута) и перечитывала записки от Лиды.
Вечером во двор кто зашел.
— Сегодня и завтра будут облавы. Ваших военнопленных непременно найдут, — услышала я молодой голос. — Ей нельзя здесь оставаться Вы же знаете, что вам грозит расстрел.
Мои хозяева пытались убедить молодого человека, что они никого не прячут, но неизвестный был настойчивым. Он быстро прошел в погреб. Делать было нечего, и я вылезла. Почти сразу мне стало плохо: ведь я десять дней просидела в темном погребе, а до этого — в темной каморке продовольственного магазина, где Валентина Павловна Радченко была продавцом.
На наше счастье, юноша оказался подпольщиком. В сумерках он провел меня на окраину Кременчуга, где уже собралось несколько десятков человек. По одному мы шли за город. Каждый нёс оружие. Мне выпало нести разобранную винтовку. Мы шли в темноте, а на рассвете спрятались в каком безлюдном хуторе. На следующий день мы дошли до места, где р.Псел впадала в Днепр. В камышах нас встретила большая группа участников Кременчугского подполья.
Для меня начались знакомые будни. Мы ходили в разведку, наносили на карту расположение огневых точек и живой силы противника.
Когда части Советской Армии подошли к Кременчуга, мы передали им точные сведения о фашистах.
29 сентября 1943 наши войска освободили Кременчуг. Многие подпольщиков пошли в армию. Я снова стала санинструктором.
Автор: Гайшинська А.П.
Материалы научно — практической конференции «Кременчугу — 435 лет»